на незнакомой шумной улице, похожей на иллюстрацию к какому-нибудь историческому роману…
— Получилось… Получилось, — Эмма бормотала, ещё не совсем понимая, что произошло.
Проколыхавшая мимо повозка обдала Эмму грязью. Она прижалась ближе к стене дома, что было тоже не лучшим решением — сверху, за малым не на голову, кто-то вылил грязную воду на дорогу. Из дома вышел, пыхтя перегаром, мужик и тут же отвратно ей улыбнулся, демонстрируя редкие кривые зубы.
— Маде…муазель?
Эмма напряжённо прижалась к стене, соображая как ей реагировать на мужика. Тот подкатил ближе и начал ползать глазами по её груди, остановился там и вдруг замер с открытым ртом.
Алкогольные пары не смогли затмить чувства самосохранения — мужик ретировался, испуганно матерясь.
А вокруг кипела жизнь: дамы в чепцах и передничках, в платьях красивых и не очень, мужчины при шпагах и шляпах, кто-то в одежде попроще, кто-то в совсем непотребном рванье; одни — куда-то спешащие, другие — праздно шатающиеся; важные матроны, лоточники, семейные пары…
Вдоль стеночки на Эмму медленно шла старушка.
Старушка остановилась буквально в шаге от неё, разглядывая эту странно одетую девушку. На Эмме была футболка с достаточно большим вырезом, который открывал не только грудь в рамках дозволенного, но и красующийся там с недавних пор кровавый отпечаток руки. Нет, в отличие от мужика старушка не убежала, но явно сделала какие-то то выводы.
— Ты оттудава? — спросила старушка.
— Откудава? Извините, я не знаю, о чем вы говорите, — Эмма старалась быть вежливой.
— Оттудава, — подтвердила свои догадки старушка. — Я же вижу! Заплутала? Куда путь держишь?
— Мне надо принца найти, — ответила Эмма, понимая, что при любом ответе на вопросы, она вряд ли будет выглядеть более ненормальной, чем не отвечая на эти вопросы.
— Принц во дворце живёт. Это далековато, но ничего, доскачешь. Я тебе помогу, внучка своего дам, провожатым. Фердина-а-анд!
Из-за угла, вытирая рукавом сопли, появился Фердинанд: пацан лет семи, с россыпью веснушек, над которыми моргали большие зелёные глаза.
— Проводи барышню до дворца, — попросила старушка, ласково гладя внучка по голове.
Внучок деловито посмотрел на неё, никак не реагируя.
— Четвертак дам, — пообещала старушка, вытирая нос Фердинанду.
— Идите за мной! — обратился он к Эмме и важно зашагал впереди с какой-то корягой, как с алебардой, наперевес.
Следуя за пацаном, Эмма чувствовала как этот новый для неё невероятный мир, наконец-то её принял. Она стала ощущать, слышать и чувствовать всё так, как будто она жила здесь всю жизнь, а не появилась десять минут назад «оттудава».
А ещё она страшно мёрзла. Хорошо, что она не сняла у Сциллы свой кардиган, в который она сейчас заматывалась, как могла. Месяц май, который она покинула, заменился чем-то другим. Мороза не было, но кое-где, в тенистых местах, лежал грязный снег.
— А зачем вам во дворец? — по-детски любопытничал Фердинанд.
— Принца увидеть.
— А! Принца… А я бы лучше к королю сходил. Король — главнее!
— А как зовут короля?
— Виллиан Эрхард Непобедимый, король Иерхейма.
— А как этот город называется?
Пацан удивлённо и весело посмотрел на Эмму и, перекинув свою «алебарду» на другое плечо, ответил:
— Так же и называется — Иерхейм. Главный город королевства. Странная вы, тётя!
Главный город королевства выглядел так, как и должен был бы выглядеть в фантазиях любителя позднего средневековья, переходящего в ренессанс.
Миновав очередную улочку, они вышли к торговой площади, где было всё как надо: разношёрстная толпа, продавцы с товаром, галдеж, суета и воры-карманники.
Эмма взяла пацана за руку — так было спокойнее.
Пробираясь сквозь толпу, она невольно глазела по сторонам и заметила вдалеке нечто непонятное. Это была огромная, как шкаф, тень. Густая тьма, которая вела себя словно человек. И у этой тени были глаза. Красные страшные глаза, которые смотрели прямо на Эмму.
Потом тень исчезла.
За торговой площадью виднелась ратуша и шпили над главными городскими часами. Здесь начинался королевский путь, где уже стояла охрана. Пацан остановился.
— Всё, мне дальше уже нельзя. А вам… Не знаю, наверное, можно. Идите во-о-он туда, где охрана стоит, — он показал рукой и пошел обратной дорогой.
— Спасибо! — крикнула Эмма ему вслед и пошла в сторону суровых гвардейцев.
Непонятное продолжалось — гвардейцы почему-то без вопросов молча пропустили Эмму. Она шла в одиночестве по единственно возможной дороге ко дворцу. Её шаги звонко отдавалось в тишине, отскакивая от каблуков, брусчатки и каменных серых стен.
А вот и дворец, ворота и снова её пропускает охрана. Один из гвардейцев жестом показывает ей следовать за ним. Ступени, дворцовые коридоры — и Эмма уже стоит в зале. На белом каменном полу — разноцветные пятна от витражных окон, между которых помпезный медный канделябр с сотней свечей…
Гвардеец ушел. И снова Эмма одна.
Шаги. Быстро. Быстро. Потом медленнее. Шаг. Шаг. Шаг.
И голос, так же медленно и четко чеканящий слова:
— Что. Ты. Здесь. Делаешь.
Эмма обернулась. Сердце упало куда-то под коленки.
Перед ней стоял Ким с таким лицом, словно ещё секунду назад он собирался вырубить её хуком слева, но потом почему-то передумал.
— Что. Ты. Здесь. Делаешь.
— Ты не рад меня видеть?..
Принц подошёл к Эмме, распахнул её кардиган и тут же с нервным вздохом запахнул его обратно. С каким-то вспыхнувшим порывом взял ее за плечи, но потом отошёл.
— Я хотел забыть. Всё забыть. Забыть…
— Я не буду мешать тебе всё забыть. Это твое право… Но я пришла к тебе, потому что должна была исправить, то, что сделала. Я порвала твою струну и… я принесла тебе новую. Вот, возьми, пожалуйста.
Эмма достала из кармана черный пакетик.
— Ничего нельзя уже исправить, понимаешь? — голос принца звучал не с раздражением, но досадой. Он заходил по залу, возведя свои растерянные очи к потолку.
— Я должна была исправить то, что сделала, — повторила Эмма.
— Эмма! Это электрогитара! Здесь нет электричества, Эмма! Его здесь не будет ещё лет триста, а может быть и никогда. Новая струна ничего не решит, так что можешь дорвать остальные.
— Если ты собирался сделать мне больно, можешь ставить галочку — тебе это удалось. Возьми, пожалуйста, струну и я уйду. И ты сможешь спокойно меня забыть.
Ким, наконец, прекратил свои хождения, остановился возле Эммы и поник увядшей розой у неё на плече.
— Ты просто выбила меня из колеи… и вообще из всего чего только можно… Ещё час назад я был уверен в том, что знаю, как мне жить и что мне делать… А теперь — нет.
— А я не хочу, чтобы моя душа болталась, как рваный Роджер
