Лежать в засаде, будучи одетым в городской костюм, не самое приятное занятие. Однако переодеться мне было не во что — оставалось довольствоваться тем, что перешила для меня хозяйка фермы. Ни бинокля, ни завалящей подзорной трубы при быстром обыске мужского клуба дона Мигеля я не нашёл, и пришлось подобраться к усадьбе достаточно близко, чтобы разглядеть, что происходит за её стенами.
Я слабо представлял себе, сколько народу на самом деле в банде Рохо, однако вряд ли их слишком много. Немало должны остаться с доном Мигелем в городе, чтобы контролировать территорию. Однако когда ворота усадьбы открылись и оттуда верхом выехали несколько десятков человек в широкополых шляпах, популярных в Веспане, я понял, что вполне могу ошибаться. Они ехали словно на войну: у многих за спинами висели винтовки — у большинства потрёпанные «Арканы», но у пары я разглядел штурмовые дробовики Сегрена. Во время войны такими вооружали исключительно ударные части астрийцев, но после они разошлись по всему Альянсу. Возглавлявший кавалькаду Рамон Рохо отдавал предпочтение проверенному временем оружию.
Как только всадники скрылись за горизонтом, я покинул своё укрытие, кое-как отряхнул с себя серую пыль здешних пустошей и направился к стене усадьбы. Ждать там пришлось довольно долго, ведь пока бандиты, оставшиеся охранять её, не усядутся за общий стол, лезть внутрь нет смысла.
Привычки и традиции родины особенно сильны в подобных сообществах, даже если часть их составляют наёмные стрелки вроде Дойла. И собираться за общим столом — важная, почти ритуальная, традиция веспанцев. Преступные кланы Веспаны, как и Исталии, во многом основаны на семейном принципе — все их члены являются родственниками и свояками, и чтобы подняться выше рядового уличного бойца, приходится вливаться в это семейство. Многие важные решения принимаются во время таких общих обедов или ужинов. Так что уверен, в обеденное время внутри оставят минимальную охрану, а большая часть бандитов соберётся за одним большим столом, как настоящая семья. На этом строился мой расчёт.
Когда солнце перевалило за полдень, я, почти не скрываясь, подошёл к воротам усадьбы. Вряд ли меня заметили — за подступами вообще никто не следил. Чего опасаться в пустошах? А нападения Строцци никто не ждал. В сами ворота ломиться не стал, постучал рукоятью пистолета в калитку, приткнувшуюся рядом с ними. В ней тут же открылось смотровое отверстие, однако я отступил в сторону, чтобы изнутри меня невозможно было увидеть.
— Покажись! — раздался с той стороны голос, говоривший с гортанным веспанским акцентом.
Я не двинулся с места, а когда смотровая щель закрылась, выждал пару минут, и снова постучал. Задвижка щёлкнула во второй раз.
— Покажись, урод! — рявкнули с той стороны. Гортанных звуков в голосе прибавилось, как будто не человек там говорил, а авианин.
Я продолжал молча стоять.
Будь с той стороны калитки настоящий часовой, моя примитивная провокация не удалась бы. Всё, что я услышал бы от солдата: «Покажись!», — а после второго раза часовой вызвал бы подкрепление. Но тем бандиты и отличаются от солдат: о том, что такое дисциплина и караульная служба они имеют самое общее представление. Поэтому мне понадобилось всего лишь ещё дважды постучать, прежде чем охранник открыл дверь, решив разобраться с шутником лично.
Конечно, совсем уж тупицей охранник не был, и когда калитка отворилась, первым что я увидел были стволы дробовика. Я тут же перехватил их левой рукой и с силой толкнул обратно, впечатывая приклад в грудь бандиту. Теперь следовало действовать очень быстро: если он успеет нажать на спусковые крючки, то предупредит всех в усадьбе. Стрельба — это всегда очень серьёзно, никакие обеды тут не помогут. Не отпуская стволы дробовика, я крутанулся на пятке и впечатал рукоятку «нольта» прямо в лоб опешившему охраннику. Тот покачнулся и мешком рухнул мне под ноги. Хорошо, что не орка или полуорка тут поставили — с ними возни куда больше, черепа куда крепче человеческих.
Возиться с бесчувственным телом не стал, просто выкинул его наружу, дробовик же оставил внутри. Пускай теперь ломится в закрытые ворота — вряд ли его кто-то услышит. И всё же надо торопиться — Рамон Рохо с большей частью банды может вернуться в любой момент.
Подумав, прихватил с собой дробовик — два ствола картечи весомый аргумент, пренебрегать им не стоит. Особенно в помещении, наполненном народом, вроде комнаты с общим столом. Я закинул дробовик за спину, подтянул ремень, чтобы не мешал, и двинулся через внутренний двор усадьбы к кухне.
Найти её труда не составило: меня к этому помещению привёл нос. Готовили здесь исключительно веспанскую еду, от количества перца захотелось чихать, прежде чем я подошёл к окнам кухни метров на десять. Окна были распахнуть настежь, и мне не составило труда нырнуть в одно, оставшись незамеченным. Немногочисленных бандитов, патрулировавших внутренний двор, я миновал столь же легко: они были больше озабочены ворчанием в желудке, чем караульной службой. Обвести таких вокруг пальца труда не составило.
На кухне задерживаться не стал — выбрался в коридор, ведущий на второй этаж. Теперь осталось дождаться служанку, которая понесёт собравшимся очередное блюдо. Пожрать бандиты Рохо явно не дураки — пока пробирался через кузню заметил, сколько им всего готовят. Аж у самого слюнки потекли. Я прикинул, что последний раз ел ещё в гостинице «У северных ворот», и вся трапеза моя состояла из пары кружек пива и солёных орешков. Только теперь понял, настолько на самом деле голоден — пришлось одной только силой воли подавить это чувство. Опыт на фронте в этом я получил колоссальный.
Минут через пять на кухню вошла пожилая женщина с вдовьим платком на голове. Она почти сразу вышла, держа в руках деревянный поднос с мисками и тарелками, отдельно горкой лежал посыпанный специями хлеб. Я едва не чихнул, когда она прошла мимо меня, а когда сделала пару шагов, ткнул ей в спину стволы дробовика.
— Тихо, — прошипел я ей в ухо, — иди дальше, не сбивайся с шага.
Выдержке пожилой женщины можно было только позавидовать: она продолжила идти так, словно меня не было вовсе. Остановилась лишь когда я проговаривал ей инструкции. Может, была невозмутима от природы, как многие веспанские женщины, ведь всем известно, что середины там не признают, всегда упираясь в крайности, это верно и в отношении характеров. Веспанки либо дико темпераментны, как пламя, либо спокойны, как лёд, хотя последние попадаются очень редко. А может быть, вдова оказалась привычна к подобным вещам, жизнь в логове контрабандистов приучит и не к такому.
Мы прошли по коридору, свернули раз, другой, и подошли к закрытым дверям. Прежде одно помещение от другого отделяли только занавески, бывшие преградой разве что вездесущим мухам и прочей неприятной летучей живности. Тут же нам преграждала дорогу крепкая дверь с двумя покрытыми прежде затейливой резьбой створками.
— Они там, — произнесла женщина с сильным веспанским акцентом.
— А женщина Рамона? — спросил я, прежде чем отпустить её.
— Наверху, — ответила служанка. — Я приведу её сына к конюшням. Белое здание на задах усадьбы.
