в героическую эпоху такая мысль просто никому не приходила в голову.
К середине VIII века, когда стало ясно, что наступление ислама утратило свой неудержимый темп, было усвоено понятие границы, понятие отношений с более или менее постоянными государственными режимами на другой, немусульманской, стороне. Хотя время от времени наблюдалось возрождение джихада и новая волна завоеваний, ожидание окончательной победы было перенесено с исторического на эсхатологическое время.
Но худшее ожидало впереди. То, что началось как временная остановка, стало постоянной стоянкой, а в дальнейшем сменилось отступлением. После того как христианство восстановило свои позиции в Португалии, Испании и на Сицилии, а мусульманские территории в Сирии и Палестине были завоеваны христианскими армиями крестоносцев, мусульманское население стало подчиняться христианским правителям. Возникшая проблема широко обсуждалась юристами-мусульманами, в частности правоведами маликитского мазхаба, преобладающего в Северной Африке и среди мусульман Сицилии и Пиренейского полуострова. Высказывались разные мнения об обязанностях мусульман, оказавшихся под властью неверных. Некоторые воспринимали проблему снисходительно: если правительство неверных проявляет терпимость, то есть позволяет мусульманам исповедовать свою религию и подчиняться своим законам и таким образом жить правильной мусульманской жизнью, то можно там спокойно оставаться и быть законопослушными подданными такого правителя. Некоторые шли еще дальше и считали возможным для мусульман при необходимости оставаться даже при нетерпимом правителе, притворяясь, что они стали христианами, но тайно сохраняя ислам.
Противоположная, более жесткая точка зрения сформулирована в классическом тексте — фетве, или респонсе, написанном марокканским юристом Ахмадом аль-Ваншариси вскоре после окончательного завоевания Испании христианами. Фетва решает вопрос: могут ли мусульмане оставаться под христианским правлением или они должны уйти? Его ответ однозначен: должны уйти — и мужчины, и женщины, и дети. Если христианское правительство, от которого они уходят, проявляет терпимость, то это делает необходимость ухода еще более настоятельной, поскольку при толерантном христианском правлении опасность отступничества велика. Аль-Ваншариси драматизирует свое решение фразой: «Лучше мусульманская тирания, чем христианская справедливость»{21}.
Эта формулировка была скорее риторической, чем реальной, поскольку по большей части с христианской стороны никакой справедливости не предлагалось: ни зимма для мусульман, проживавших в Европе, ни аман для мусульманских визитеров. Некоторое время христианские правители в Испании и Италии, вдохновленные примером или, возможно, опасаясь, что сохранившиеся на европейской земле мусульманские государства прибегнут к репрессиям в отношении своих христианских подданных, относились к «своим» мусульманам (а заодно и евреям) с определенной толерантностью. Но окончательное изгнание мавров стерло и пример, и стимул, и мусульмане, как и евреи, оказались перед выбором: если они хотят жить, то или изгнание, или отступничество.
Великие сражения христианского мира с исламом (Реконкиста и Крестовые походы) неизбежно вели к обострению как лоялистских, так и антагонистических настроений, а также к ухудшению положения и еврейских, и христианских меньшинств под мусульманским правлением. Тем не менее здесь, как и во многих других случаях, исламская практика в целом оказалась мягче, чем исламская заповедь; в христианском мире ситуация была обратной.
Ранняя история зиммы, или, в более широком смысле, ограничений для терпимых немусульманских подданных мусульманского государства, полна неопределенностей. Традиция мусульманской историографии приписывает первую формулировку этих правил халифу ‛Умару I (634–644) и сохраняет нечто, претендующее на аутентичный текст письма, адресованного ему христианами Сирии, с указанием условий их подчинения: ограничений, которые они готовы принять, и ответственности в виде наказаний в случае нарушения взятых обязательств. Согласно этому историческому сообщению, халиф, ознакомившись с письмом, принял такие условия с двумя дополнительными положениями.
Хотя так называемый «Договор ‛Умара» часто цитируют разные авторы — и мусульмане, и зимми — в качестве правовой основы взаимоотношений двух сторон, документ вряд ли может быть подлинным. Как отметил А. С. Триттон, сомнительно, что побежденные могут предлагать условия капитуляции победителям, равно как и маловероятно, что сирийские христиане VII века, не знавшие арабского языка и обязавшиеся не изучать Коран, столь точно повторяют его формулировки и положения. Некоторые из этих положений отчетливо отражают события более позднего времени, и весьма вероятно, что тут, как и во многих других аспектах ранней мусульманской административной истории, некоторые меры, введенные или примененные при омейядском халифе ‛Умаре II (717–720), благочестивая традиция приписывает менее спорному и более почтенному ‛Умару I{22}.
Хотя этот и другие подобные документы сами по себе могут быть частично или полностью сфабрикованы, они тем не менее отражают то обстоятельство, что в первые века ислама развивалась определенная дифференциация между доминирующей и подчиненными группами. Многие из ограничений, похоже, берут начало в самом первом периоде арабских завоеваний и носят военный характер. Когда мусульмане только что захватили огромные территории, они были крошечным меньшинством завоевателей против подавляющего большинства завоеванных. Следовательно, мусульмане нуждались в мерах безопасности для защиты своей оккупации и управления. Как и ранее во многих подобных случаях, их действия, хотя и определялись непосредственными соображениями целесообразности, были сакрализованы и стали частью священного закона. Таким образом, то, что начиналось как меры безопасности, стало нормой социальных и юридических ограничений. Эти ограничения включали некоторые запреты и предписания на ношение зимми определенной одежды, использование верховых животных и ношение оружия. Были ограничения на строительство и эксплуатацию культовых сооружений: они не должны быть выше мечетей, нельзя строить новые, можно только восстанавливать старые. Христиане и иудеи должны были носить на одежде специальные знаки. Так, кстати, появился желтый знак, впервые введенный халифом в Багдаде в IX веке и позже распространившийся на западные земли{23}. Даже при посещении общественных бань немусульмане должны были носить отличительные знаки на шнурах на шее, чтобы их, раздетых в бане, нельзя было принять за мусульман, а по законам шиитов им вообще не разрешалось пользоваться одними и теми же банями с мусульманами. Необходимость выявления различий особенно обострялась, если речь шла о евреях, практиковавших, как и мусульмане, обрезание. Немусульмане должны избегать шума и демонстративности в своих религиозных церемониях и всегда проявлять уважение к исламу и почтение к мусульманам.
Эти ограничения носят скорее социально-символический, чем материально-практический характер. Единственным реальным экономическим бременем для зимми являлось финансовое. Как часть системы дискриминации, унаследованной от былых империй — Ирана и Византии, они должны были платить более высокие налоги. Среди ученых существуют различные мнения относительно того, насколько трудно было эти дополнительные налоги платить. Из таких свидетельств, как, например, документы XI века из Каирской генизы[21], явствует, что по крайней мере для бедных классов бремя являлось тяжелым{24}. Однако поскольку ставка джизьи была зафиксирована священным законом в золотом эквиваленте, с ростом цен и доходов на протяжении веков она постепенно уменьшалась. В дополнение к подушному
