Бригантина медленно заскользила по темной воде. Какой ветерок, такая и скорость. Но мы были рады и этому.
Потихоньку зефир крепчал. Зарозовевший восток застал нас в уверенном движении к цели. Чуть покачивался корпус корабля, о чем-то шептал ветер в снастях, раздавались бодрые голоса моряков, и не хватало только песни. Не нынешней, а из тех, которые так любил исполнять оставшийся на «Вепре» Женя.
Впрочем, она звучала у меня в душе. Знакомая с детства, навевающая определенный настрой. Не расслабляющая, как более поздняя попса, напротив, мобилизующая на битвы.
…Порою поневоле жалеешь о несовершенстве здешнего мореходства. В прежние, вернее, будущие времена я несколько свысока смотрел на прозаические суда, пришедшие на смену красавцам-парусникам. Сейчас же был не против иметь в своем распоряжении какое-нибудь корыто на дизельной, а то и на паровой тяге. Во сколько раз сократилось бы расстояние!
Да где же его взять! Мы, наверное, смогли бы изготовить примитивную паровую машину. Только первые пароходы доставляли командам больше хлопот, чем уже достигшие определенного совершенства парусные красавцы.
Твену было легко описывать прогресс на пустом месте. Бумага стерпит все. На самом деле одно тесно связано с другим, а любой механизм неизбежно проходит многолетнюю стадию доводки и совершенства. Знать, как и что действует, – это одно, а вот сделать…
Знаю о самодельных машинах и даже самолетах в мое прежнее время. Только помню и о имеющихся материалах, готовых двигателях и многом другом, чего сейчас нет и быть не может. Время еще не подошло. Не из чего и нечем делать сложные механизмы. Даже простейшие – и то проблема. Окажись на нашем месте какой-нибудь Сайрес Смит, сомневаюсь, что реально он сумел бы сделать многое. Жизнь не роман, а через эпохи не прыгнешь.
Авиация появилась отнюдь не благодаря братьям Райт. За четверть века до этого ничего они сделать не смогли бы. А потом время настало. Не было бы Райтов, появились бы другие.
Мы же не Райты. И эпоха не та. Не располагающая к кардинальным техническим усовершенствованиям. Так, что-то по мелочам сделать можно. В целом же приходится довольствоваться тем, что есть.
Привыкли. Человек привыкает ко всему. Если успевает привыкнуть. Мы успели. Повезло. А кому-то – нет. Но так всегда бывает в жизни.
В итоге долгого пути мы потихоньку подошли к Ямайке. Подошли по-воровски, ночью. Это уже от нашего времени, осторожность, возведенная в квадрат. Манера людей, которые редко что делают открыто, больше тайком да исподтишка.
Берег мы видели в отдалении, определились, опять отошли мористее и уже в кромешной (новолуние!) темноте подкрались к нему опять.
Как было решено заранее, отправиться на остров пришлось мне. Признаться, чувствовал я себя не очень хорошо. Ночью на шлюпке к невидимому берегу, рискуя налететь на риф, это не по спокойному пруду с барышней.
Но море тоже отнюдь не было бурным. Оно едва дышало. С едва слышным плеском погружались в воду весла. Чуть поскрипывали уключины. Впереди тихо и равномерно звучал прибой. С суши не доносилось ни лая собак, ни людских голосов.
До ближайшего жилища было не меньше мили. Собаки на таком расстоянии ничего не чуют, а люди в нынешние времена и в здешних местах по ночам спят.
Я поневоле вспомнил рассказ Командора о городе его детства. Портовый прибалтийский город в окружении песчаных пляжей. И каждый вечер пограничники проводили по песку контрольную полосу. Не то для того, чтобы в страну не забрались чужие диверсанты и шпионы, не то для того, чтобы из нее не выбрались свои диссиденты и просто недовольные граждане. А то, что им еще было плыть и плыть до границы территориальных вод, никого особенно не волновало.
Если бы местные прибегали к подобной форме защиты, о высадке не могло быть речи. К счастью, до понятия границ, которые обязательно должны быть на большом висячем замке, здесь еще никто не додумался.
Максимум, если наши предположения о засаде были справедливы, берег мог патрулироваться конными разъездами. Да и то исключительно в дневное время суток. О ночной полноправной службе местные, на наше счастье, понятия не имели. Да и сил на островах у всех крайне мало. Где уж тут перекрыть все подходы?
Время терять не годилось. Малолюдье способствовало тому, что большинство людей (про рабов не говорю) знали друг друга. Разумеется, тех людей, которые жили в местных городках.
Шлюпка ткнулась в песок, прерывая мои размышления.
Теперь начиналась моя сольная партия. Еще перед высадкой Костя Сорокин предлагал мне взять в помощь пару матросов. Как будто что-то можно сделать в данной ситуации числом! Я же не воевать пришел. Одному как-то незаметнее.
Но это в теории. Когда шлюпка отошла, почти мгновенно скрываясь во мраке, я почувствовал себя таким одиноким, каким, наверное, не чувствовал на всем протяжении нашей одиссеи. Разве что в самом ее начале. Тогда мы с Леной вдвоем блуждали по превратившемуся в ловушку острову и не знали, выберемся ли живыми из этой переделки.
С момента же присоединения к группе Кабанова я постоянно ощущал рядом чье-нибудь дружеское плечо. Ну, ладно, не всегда дружеское, так приятельское. Мы ведь все со временем превратились в невольных приятелей, объединенных более-менее общим прошлым и нынешней судьбой.
Почти все. Или все, кто дожил до сегодняшнего дня.
В памяти всплыло перекошенное лицо Грифа, а спину словно вновь обожгло кнутом. Как ни старайся забыть, порой все равно накатывает такое, что хоть волком вой.
Да и наше кажущееся благополучие отнюдь не означает, что этот век стал для нас своим. Как и мы не стали полностью своими для этого века.
Лишнее доказательство тому – мое нынешнее настроение. До тех пор пока мы находились на ставшем временным пристанищем Гаити, я чувствовал себя более-менее сносно. Здесь же, на враждебной Ямайке, душа поневоле просилась в пятки. Ощущение было как у горожанина, внезапно очутившегося посреди дремучего ночного леса. Каждый куст таит угрозу. В тени деревьев прячется кто-то таинственный и зловещий. Идешь, не зная, с какой стороны ждать беды.
А ведь мы прожили здесь больше полутора лет!
В темноте мне не сразу удалось найти знакомую дорогу к усадьбе. Скорее, даже не дорогу, намек на нее. Идти по ней при ночном освещении было трудновато. Приходилось непрерывно следить, чтобы не сбиться. Да уж лучше так…
Поверх камзола на мне был плащ. Не потому, что ночи стояли холодные. Реально местные жители напяливали на себя гораздо больше, чем требовала погода. Зато под плащом можно было надежнее укрыть от случайного взгляда пистолеты.
Никогда раньше не любил оружия. Сейчас же до того привык к нему, что без него чувствовал себя словно голым. Когда у каждого жителя при себе нож, сабля или шпага, в зависимости от общественного положения человека, то поневоле хочется иметь что-либо смертоносное.
Один из итогов наших скитаний – все мы теперь более-менее сносно владели клинком и пистолетом. А уж пустить носимый арсенал в ход стало привычным, как, скажем, выкурить трубочку после чашки кофе.
