* * * * * * * *
… Я знала, что мама на работе, и знала, в какое время она вернётся: мы с ней созванивались. Конечно, я сказала, что прилечу одна, но попросила не встречать меня, не напрягаться, я уже самостоятельная.
Для того, чтобы подготовиться к судьбоносной встрече, у нас с отцом и Веней было два часа. Мы расположились, привели себя в порядок, заказали роллы и пиццу.
Трое авантюристов… Очень волновались сами (мандражировать начал даже отец, который в самолёте уверял, что совсем не волнуется), но совсем не подумали о чувствах мамы.
Договорились, что отец встретит её в прихожей. Однако, когда раздался звук открывающейся двери, и папа вышел в прихожую, мы с Веней бросились следом, выглядывая из-за спины отца.
Мама замерла, глядя на гостя.
— Миша? — тихо сказала она.
Потом странно взялась рукой за шею, уронила пакет с продуктами и торт, которые держала во второй руке, обмякла и упала бы, если бы отец не успел её подхватить.
Отец быстро перенёс маму в комнату, уложил на диван. Пока я дрожащими руками искала в аптечке нашатырь, которого там никогда и не было, мама сама пришла в себя.
— Сапоги, — сказала она, глядя на отца, глаз с него не спуская.
— Что с сапогами, Оля? — волнуясь, спросил отец. — Как ты? Наверно, надо вызвать скорую?
— Не надо скорую. Сапоги надо снять. Я в сапогах…
Мама протянула руку и коснулась пальцами щеки отца. Скосила глаза на свою руку.
— … и в куртке. Надо переодеться.
— Оля, прости, мы напугали тебя. Ты никогда не любила сюрпризы.
Мама обвела комнату глазами, посмотрела на наши бледные лица. Задержала взгляд на Вениамине.
— Здравствуйте, — глупо сказал Веня.
— Здравствуйте, — мама перевела взгляд на отца. — Это твой сын, Миша? Очень похож.
— Да, сын. Сейчас я познакомлю вас. Попытаемся встать?
— Конечно, — пожала плечами мама. — Сколько можно тут лежать в сапогах и в куртке?
Я вздохнула с невероятным облегчением: мама говорила обычным голосом, а главное, не пыталась возмущаться, негодовать и выгонять отца.
* * * * * * * * * *
… Мне удалось реанимировать торт. Ну почти. Конечно, от узора мало, что осталось, но целостность самого торта сохранилась. Мы ужинали, затем пили чай с тортом. Говорили ни о чём и обо всём. Когда я видела, как мама и папа смотрят друг на друга, у меня начинало щемить сердце. Я никогда до сих пор не видела, чтобы люди так смотрели друг на друга: словно ведут молчаливый диалог, говоря о своём, сокровенном.
Легко толкнув Веню ногой под столом, я выразительно посмотрела на брата:
— Ну что, Веня, нам пора? А то опоздаем.
Я импровизировала, надеясь на поддержку брата, и он не подвёл.
— Да, пора, — поднялся он, бросив на меня вопросительный взгляд.
— Далеко вы? — встрепенулась мама, выходя из оцепенения.
— В кино, — пояснила я. — И в кафе, мороженое есть. А ещё я обещала Вене показать наш город.
Я увидела, как отец прячет улыбку.
— Мы вернёмся… часа через четыре, — громко сообщила я уже от входной двери.
— Вероника, часа через четыре — это очень поздно! — крикнула вслед мама.
— Мамуль, я уже давно совершеннолетняя. А Веня со мной, если что. Потому мы вернёмся часа через четыре.
Не дав матери возразить, я захлопнула двери и потянула Веню к лифту.
* * * * * * * * * * *
… Через полтора дня мы с Веней улетели в Москву. Вене нужно было вернуться к учёбе, он и без того много пропустил, пока лежал в больнице. Девятый класс, подготовка к экзаменам. Тут не до шуток.
Отец остался с мамой. Мне он сказал тайком, что не вернётся, пока не уговорит маму уволиться, закрыть квартиру и лететь с ним. Надеялся уложиться в несколько дней. Видя, как мама смотрит на отца, как он смотрит на неё, и как они ходят друг за другом по пятам, я почему-то не сомневалась в скором успехе мероприятия.
Мама быстро пересмотрит своё отношение к Москве, избавится от предубеждения. А пока мы с Владиславом Андреевичем должны были найти некую Светлану.
Это та самая "подруга", которая двадцать лет назад, пока отец защищал диплом, пришла к маме и сообщила о своей мнимой беременности от Михаила. Показала справки из женской консультации, в красках рассказала о том, как Михаил сразу приметил её в магазине (Светлана, действительно, работала вместе с мамой), не давал проходу, обещал жениться, и она не устояла.
Конечно, мы были в шоке от того факта, что мама тогда поверила в этот бред. Но она поверила, это факт. Видимо, сказались достаточно юный возраст, да и беременность, о которой тогда не догадывалась даже сама мама.
Тот, кто всё это затеял, рассчитал верно: мама взбрыкнула и исчезла из жизни отца. А он, будучи оскорблённым до глубины души, чувствуя предательство и унижение, боясь вновь испытать страшную боль, не стал искать маму и узнавать подробности.
В том, что существует ещё одно действующее лицо, до сих пор скрывающееся в тени, мы с отцом были уверены. Потому мы с Владом и должны были найти Светлану, — чтобы окончательно разобраться в некрасивой истории.
Но сначала нам с Веней предстояло ещё одно непростое дело: разговор с бабушкой и Аркадием Ильичом. Отец просил меня пожить в их с Веней доме, чтобы не оставлять Веню без присмотра, однако я решила по-другому.
Когда мы прилетели, бабушки дома не было, она ушла к одной из учениц (бабушка, чтобы не сидеть без дела, занялась репетиторством). Потому сначала правду узнал Аркадий Ильич. Он воспринял информацию спокойно и сразу предложил Вене пожить пока с нами. Веня согласился.
Когда вернулась бабушка, к серьёзному разговору её подготовил Аркадий Ильич. Всё же, он кардиолог, а памятуя реакцию мамы, я теперь боялась устраивать сюрпризы окружающим.
Всё прошло прекрасно. Бабушка потом позвонила маме, поговорила с ней и с отцом, выяснила всё, что её интересовало, и совсем успокоилась. Даже повеселела и преисполнилась энтузиазма, узнав, что Веня учится в языковой гимназии. Брат изучал английский, французский и испанский, а вот немецкий — нет.
— Ты у меня в МГИМО поступишь, — пообещала Вене бабушка, и видя блеск её глаз, я поверила.
… На следующий день, после работы, мы с Владиславом Андреевичем поехали в магазин к Светлане. К этому времени Влад Андреич уже выяснил всю информацию о ней.
— Работает заведующей одного из сетевых супермаркетов. Замужем, двое сыновей. Одному семнадцать лет, второму — четырнадцать, — рассказывал
