Я объяснил, что Вульф освободится не раньше, чем через два часа. Впрочем, Кремеру это и так было очень хорошо известно, поскольку он был прекрасно знаком с распорядком дня в нашем доме.
– Не могу ли я быть вам чем-либо полезен? – спросил я.
– Для начала, конечно, можешь, – проворчал он. – Этой ночью была убита девушка, и на ее багаже, как это ни странно, оказались отпечатки твоих пальцев, к тому же очень свежие. Может быть, ты мне объяснишь, как они туда попали?
Я встретился с ним взглядом.
– Нет, так дело не пойдет, – сказал я. – Мои отпечатки могут быть обнаружены на многих вещах женщин от штата Мэн до самой Калифорнии. Имя убитой женщины, ее адрес и описание багажа?
– Присцилла Идз, дом 68 по Семьдесят четвертой улице. У нее чемодан и шляпная картонка, и то и другое из светлой коричневой кожи. Итак, как же на них оказались свежие отпечатки твоих пальцев?
Инспектор Кремер, конечно, не был сэром Лоуренсом Оливье, но до этого времени мне не пришло бы и в голову назвать его уродом. Но в тот момент меня вдруг осенило, что он очень уродлив. Его большое круглое лицо в теплое время всегда было красного цвета и как бы отекало, так что глаза превращались просто в щелочки, хотя и оставались такими же быстрыми и острыми.
– Вылитый бабуин. – Я не заметил, как сказал это вслух.
– Что?
– Ничего, – отрезал я, повернулся и набрал по домашнему телефону номер оранжереи. Через секунду ответил Вульф.
– У нас здесь находится инспектор Кремер, – сказал я ему. – Он сообщил, что обнаружена убитая женщина, по имени Присцилла Идз, а на ее вещах найдены свежие отпечатки моих пальцев. Он интересуется, откуда они взялись и как все это произошло. Я когда-нибудь о ней слышал?
– Гр-рр!
– Да, сэр, я с вами совершенно согласен. Но я вот сомневаюсь… Вы не хотите спуститься?
– Нет.
– Так, может быть, мне подняться наверх?
– Нет. Ты все знаешь не хуже моего.
– Да, конечно, – вынужден был согласиться я. – Выкладывать все, что мне известно?
– Конечно. А почему бы и нет?
– Да, действительно, почему бы и нет. Она ведь теперь все равно мертва.
Я повесил трубку и повернулся к Кремеру.
Я готов согласиться с тем, что Кремер неплохо понимает Вульфа во многих отношениях, однако далеко не во всех. Например, он всегда преувеличивает аппетит Вульфа к звонкой монете, что, как я полагаю, вполне естественно. Ведь Кремер – честный фараон, взяток не берет и самое большее, на что когда-либо может рассчитывать, – это добиться вознаграждения за свой труд, составляющего значительно меньшую сумму, чем та, которую я получаю у Вульфа. А годовой доход Вульфа исчисляется шестизначной цифрой. Я допускаю, что Вульфу совершенно нет дела до моего здоровья, но он вполне способен включить в смету расходов даже доллар для меня на такси. Тем не менее у Кремера на это своя собственная точка зрения.
Вот поэтому-то, когда он узнал, что у нас нет клиента, так или иначе связанного с Присциллой Идз, и нет никаких перспектив заполучить его, потому что она мертва, да и вообще, как он понял, у нас нет клиентов на примете, а следовательно, и шансов на гонорар, он начал называть меня Арчи, что случалось с ним и раньше, хотя и не так часто.
Он соответственным образом оценил данную мною информацию, исписав дюжину страниц в своем блокноте мелким аккуратным почерком и задав мне массу дополнительных вопросов, но не для того, чтобы подловить меня, а просто ради ясности. Он, правда, позволил себе довольно колкое замечание, назвав наш разговор с Холмером хитрой уловкой, так как его подопечная в этот момент была у нас в доме наверху, но я дал ему должный отпор.
– Вы считаете это уловкой? Но ведь Присцилла пришла сюда без всякого приглашения, да и Холмер тоже. Ни с одной из сторон мы не заключили никаких соглашений и не принимали на себя никаких обязательств. Оба они не могли получить того, чего хотели. Интересно, как бы вы справились с подобной ситуацией?
– О, я совсем не такой гений, как Вульф. Он, должно быть, слишком занят, чтобы взяться за такую малоинтересную работу, какую предложил ему Холмер.
– И воспользоваться предложенным гонораром, вы это хотели сказать? Если уж говорить о занятости, то я надеюсь, что и вы не слишком-то заняты, чтобы ответить на один мой вопрос.
Он посмотрел на часы:
– Но я очень тороплюсь, так как в десять тридцать должен быть у окружного прокурора.
– Ну и что? У нас с вами еще есть хотя и не часы, но минуты. Скажите, почему вам так важно было узнать, в какое именно время ушел отсюда Холмер? Это произошло сразу же, как только пробило десять, а мисс Идз ушла от нас через час с лишним после него.
– Какую газету ты читаешь? – вдруг неожиданно спросил Кремер, доставая сигару.
– «Таймс», но сегодня я просмотрел только первую страницу и спорт.
– Но в «Таймс» не было сообщения об убийстве.
Немногим позже, после часа в прошлую ночь, в вестибюле дома на Восточной Двадцать девятой улице было обнаружено тело женщины. Ее задушили с помощью какого-то шнура, что-то вроде веревки, но не слишком тонкой. Опознать ее оказалось непросто, поскольку сумочку унесли. Как позднее выяснилось, она жила в соседнем доме, так что, в конце концов, нам не понадобилось много времени. Ее звали Маргрет Фомоз. Она работала служанкой в доме мисс Присциллы Идз на Семьдесят четвертой улице. Как стало известно, в этом доме она находилась с утра до вечера, а жила на Двадцать девятой улице со своим мужем. Обычно она возвращалась домой около девяти часов, но вчера вечером позвонила мужу и сказала, что задержится и не придет до одиннадцати. По его словам, она казалась расстроенной. На все его вопросы Маргрет ответила, что обязательно все расскажет, когда придет домой.
– Значит, она была убита около одиннадцати?
– Пока неизвестно. Здание на Семьдесят четвертой улице – частный дом, переделанный на роскошные квартиры, по одной на каждом этаже. За исключением квартиры мисс Идз, которая занимает два этажа и имеет собственный, отдельный от всех лифт. Он так хорошо работает, что при нем нет обслуживающего персонала. Поэтому никто не мог видеть, кто приходил и кто уходил от мисс Идз. Судебный эксперт считает, что все произошло между половиной одиннадцатого и полуночью.
Кремер снова взглянул на часы. Он сунул сигарету в левый угол рта и прижал ее зубами. Кремер никогда их не раскуривал.
– Я был дома и лежал еще в постели, – продолжал он, – когда мне сообщили о происшедшем. Роуклифф к тому времени уже направил на место четырех человек – обычная формальность. Около четырех утра один из них, по имени Ауэрбах, решил, что имеет неплохие мозги и стоит им дать шанс отличиться. Ему в голову пришла мысль, что он почему-то никогда не слышал раньше, чтобы похитители сумочек душили свои жертвы. К тому же всякая попытка к изнасилованию здесь исключалась. Он стал задавать себе вопрос, что же послужило поводом к убийству? Ее сумочка или она сама?
