— Вы, кажется, немного не в ладах со своей головой, — заметил Уимзи.
Стрэтчен засмеялся:
— Да, это было бы очень забавно, — начал он, — если бы не кончилось столь печально. Я после завтрака пошел на площадку, а там какой-то придурок скосил подачу миль на тысячу от прямой траектории и залепил мне точнехонько в глаз.
Миссис Стрэтчен издала еще один вскрик удивления.
— Оу! — успела сказать она, но тут же смолкла, как только Стрэтчен нацелил на нее предупреждающий взгляд своих разноцветных глаз.
— Досадно, — заметил Уимзи. — И кто же этот злодей?
— Не имею ни малейшего понятия, — легкомысленно ответил Стрэтчен. — На какую-то минуту я был совершенно дезориентирован, а когда опомнился и решил разобраться, в чем дело, увидел лишь группку людей на некотором отдалении, которые улепетывали со всех ног. Я чувствовал себя слишком неважно, чтобы броситься в погоню, так что просто направился в клуб-хаус[11]за выпивкой. Хотя мяч мне достался — не что-то там, а «серебряный король»[12]. Если за ним придет законный владелец, тут-то я и надеру ему уши.
— Крайне неудачный удар, — посочувствовал Уимзи. — В своем роде великолепный образчик синяка, но на редкость болезнен, надо полагать. Я смотрю, он уже порядочно распух. Когда же это случилось?
— Рано, — пожаловался Стрэтчен. — Кажется, около девяти утра. Получив удар, я пошел прилечь в свою комнату в клубном домике, да так и пролежал все утро из-за ужасной слабости. А затем направился прямо домой, поэтому и не слышал о Кэмпбелле. О, черт! Значит, скоро будут похороны. Я боюсь, возникнет некоторое затруднение. В обычном случае мы бы послали венок от имени всего клуба, но в данных обстоятельствах я даже не знаю, что делать. Ведь последний раз, когда Кэмпбелл был здесь, я велел ему убираться из гольф-клуба и пообещал, что лишу членства.
— Да, проблема, — согласился Уимзи. — Но на вашем месте я бы все равно послал венок. Дух всепрощения и все такое. Приберегите свою мстительность для того, кто подбил вам глаз. С кем, кстати говоря, вы играли? Ваш партнер мог бы опознать террориста.
Стрэтчен покачал головой.
— Я просто проходил тренировочный раунд: хотел сыграть боги[13]. Сам исполнял роль кедди[14]. Так что никаких свидетелей не было.
— Понятно. А что у вас с рукой? Кажется, она тоже пострадала? Вы выглядите так, словно играли на неровном поле и постоянно падали. Знаете, на самом-то деле я пришел спросить, не хотите ли вы сыграть завтра двое на двое с Уотерзом, Биллом Мюрреем и мною, однако не думаю, что в ближайшее время ваш глаз… э-э, будет, так сказать, в кондиции…
— Да уж, едва ли, — с мрачной улыбкой подтвердил это предположение Стрэтчен.
— Тогда позвольте откланяться, — сказал Уимзи, поднимаясь. — До свидания, миссис Стрэтчен. Всего хорошего, мистер Стрэтчен. Не беспокойтесь, провожать меня не надо. Я сам найду дорогу.
Стрэтчен, тем не менее, проводил гостя до самой калитки.
На углу Уимзи догнал мисс Миру Стрэтчен и ее няню вышедших на вечернюю прогулку. Он остановил машину и спросил, не желают ли леди немного прокатиться.
Мира с радостью приняла предложение, а ее спутница не стала возражать. Уимзи усадил ребенка рядом с собой, подождал, пока няня заберется на заднее сиденье, и заставил свой «даймлер» показать, на что он способен. Мира была в восторге.
— Папочка никогда так быстро не ездит, — сказала девочка, когда они преодолели лесистый склон, минуя Кэлли Лодж, и с реактивной скоростью выехали в открытое поле.
Уимзи бросил взгляд на спидометр, стрелка которого подрагивала на отметке 85, и на повороте сделал эффектный вираж.
— Такой большой синяк у твоего папы, — заметил Питер.
— Да, точно. Я его спросила: «Ты что, подрался?», а он посоветовал мне не лезть не в свое дело. Вот я люблю драться. Бобби Крэйг однажды поставил мне синяк, но я ему так врезала, что у него пошла кровь из носа! Его родителям пришлось отдавать костюм Бобби в химчистку.
— Девушке не следует драться, — укоризненно покачал головой Уимзи. — Даже современной молодой девушке.
— Но почему? Мне нравится драться. О, посмотрите — коровки!
Уимзи поспешно надавил на тормоз и сбросил скорость «даймлера» до сравнимой со скоростью улитки.
— Все равно я думаю, что папа подрался, — заявила Мира. — Он все не приходил и не приходил вчера вечером, а мамочка всегда так волнуется. Она боится нашей машины. Понимаете, она думает, что та едет быстро, хотя наша едет не так быстро, как ваша. Эта коровка хочет нас забодать?
— Да, — ответил Уимзи. — Возможно, она ошибочно приняла нас за блинчик.
— Глупо! Коровы ведь не едят блинчики, они едят траву. Я один раз пробовала есть траву, но она была очень противной, и я заболела.
— Поделом тебе, — заметил Питер. — Я лучше высажу тебя здесь, а то не успеешь домой. Скоро время ложиться спать. Хотя, наверное, мне лучше подвезти тебя поближе к калитке.
— О да, пожалуйста! — попросила Мира. — Тогда мы сможем погнать коров. Ух, как они побегут…
— Это будет просто вульгарно, — пожурил проказницу его светлость. — Коровам вредно быстро бегать. Ты грубая, кровожадная, жадная и злая молодая особа, и, когда вырастешь, станешь угрозой для общества.
— Как здорово! У меня будет пистолет и восхитительное вечернее платье, я буду заманивать людей в опиумные притоны и грабить. Я думаю, не выйти мне за тебя замуж? У тебя такая быстрая машина… Это мне пригодится.
— Весьма польщен, — ответил Уимзи серьезным тоном. — Я это запомню. Но знаешь ли, потом ты, может быть, уже и не захочешь выходить за меня.
Уотерз
Питеру нравилось вести в Керкубри простую, скромную жизнь. К великому разочарованию владельцев гостиниц, в этом году он остановил свой выбор на маленькой студии, расположившейся в конце узкого, мощенного булыжником двора, куда вела сверкающая синей краской калитка. Подобная окраска указывала на то, что Хай-стрит облюбовали для проживания местные живописцы. Объясняя столь эксцентричное решение, Уимзи утверждал, что им руководило желание посмотреть, как его в высшей степени правильный слуга будет потрошить рыбу и чистить картофель у общей колонки на улице, а также принимать случайных гостей в крошечном помещении, блистая манерами, годными для Уэст-Энда[15].
