— Да ну, в самом деле?
— Да. Я шел домой, проводив одного своего приятеля, который уезжает совсем из Франции через посредство Компании почтовых сообщений; я дождался папаши Горио, чтобы понаблюдать за ним, — так, для смеху. Он вернулся в наш квартал, на улицу де-Грэ, где и вошел в дом к известному ростовщику по имени Гобсек, — плут, каких мало, способен сделать костяшки для домино из костей родного отца; это — еврей, араб, грек, цыган, но обокрасть его дело мудреное: денежки свои он держит в банке.
— А чем же занимается папаша Горио?
— А тем, что разоряется, — ответил Вотрен. — Этот болван настолько глуп, что тратится на девочек, а они…
— Вот он! — сказала Сильвия.
— Кристоф, — кликнул папаша Горио, — поднимись ко мне!
Кристоф последовал за Горио и вскоре сошел вниз.
— Ты куда? — спросила г-жа Воке слугу.
— По поручению господина Горио.
— А это что такое? — сказал Вотрен, вырывая из рук Кристофа письмо, на котором было написано: Графине Анастази де Ресто. — Куда идешь? — спросил Вотрен, отдавая письмо Кристофу.
— На Гельдерскую улицу. Мне велено отдать это письмо графине в собственные руки.
— А что это там внутри?! — сказал Вотрен, рассматривая письмо на свет. — Банковый билет?.. Не то! — Он приоткрыл конверт. — Погашенный вексель! — воскликнул он. — Вот так штука! Любезен же старый дуралей. Иди, ловкач, сказал он, накрывая своей лапой голову Кристофа и перевертывая его, как волчок, — тебе здорово дадут на водку.
Стол был накрыт. Сильвия кипятила молоко. Г-жа Воке разводила огонь в печке; хозяйке помогал Вотрен, все время напевая:
Объехал я весь белый свет
И счастлив был необычайно…
Когда все было уже готово, вернулись г-жа Кутюр и мадмуазель Тайфер.
— Откуда вы так рано, дорогая? — спросила у г-жи Кутюр г-жа Воке.
— Мы с ней молились у святого Этьена дю-Мон; ведь сегодня нам предстоит итти к господину Тайферу. Бедная девочка дрожит, как лист, — отвечала г-жа Кутюр, усаживаясь против печки и протягивая к топке свои ноги, обутые в ботинки, от которых пошел пар.
— Погрейтесь, Викторина, — предложила г-жа Воке.
— Просить бога, чтобы он смягчил сердце вашего отца, дело хорошее, сказал Вотрен, подавая стул сироте. — Но этого мало. Вам нужен друг, чтобы он выложил все начистоту этой свинье, этому дикарю, у которого, говорят, три миллиона, а он не дает вам приданого. По теперешним временам и красивой девушке приданое необходимо.
— Бедный ребенок, — посочувствовала г-жа Воке. — Послушайте, моя голубка, ваш отец — чудовище. Он накликает на себя всяких бед.
При этих словах на глаза Викторины навернулись слезы, и вдова замолчала, заметив знак, сделанный ей г-жой Кутюр.
— Хоть бы нам удалось повидать его, хоть бы я могла поговорить с ним и передать ему прощальное письмо его жены! — снова начала вдова интендантского комиссара. — Я не рискнула послать письмо по почте; он знает мой почерк.
— О женщины невинные, несчастные, гонимые, — воскликнул Вотрен, перебив ее, — до чего же вы дошли! На-днях я займусь вашими делами, и все пойдет на лад.
— О господин Вотрен, — обратилась к нему Викторина, бросая на него влажный и горячий взор, не возмутивший, впрочем, спокойствия Вотрена, — если у вас окажется возможность повидать моего отца, передайте ему, что его любовь и честь моей матери мне дороже всех богатств мира. Если бы вам удалось смягчить его суровость, я стала бы молиться за вас богу. Будьте уверены в признательности…
— «Объехал я весь белый свет…» — иронически пропел Вотрен.
В этот момент спустились вниз Пуаре, мадмуазель Мишоно и Горио, вероятно привлеченные запахом подливки, которую готовила Сильвия к остаткам баранины. Когда нахлебники, приветствуя друг друга, сели за стол, пробило десять часов, и с улицы послышались шаги студента.
— Вот и хорошо, господин Эжен; сегодня вы позавтракаете со всеми вместе, — сказала Сильвия.
Студент поздоровался с присутствующими и сел рядом с папашей Горио.
— Со мной случилось удивительное приключение, — сказал он, наложив себе вдоволь баранины и отрезая кусок хлеба, причем г-жа Воке, как и всегда, прикинула на глаз весь этого куска.
— Приключение?! — воскликнул Пуаре.
— Так чему же вы дивитесь, старая шляпа? — сказал Вотрен, обращаясь к Пуаре. — Господин Эжен создан для приключений.
Мадмуазель Тайфер робко взглянула на юного студента.
— Расскажите же нам о вашем приключении, — попросила г-жа Воке.
— Вчера я был на балу у своей родственницы, виконтессы де Босеан, в ее великолепном особняке, где комнаты обиты шелком. Короче говоря, она устроила нам роскошный праздник, на котором я веселился, как король…
— лек, — добавил Вотрен, прерывая его речь.
— Что вы этим хотите сказать? — вспыхнул Эжен.
— Я говорю — королек, потому что королькам живется гораздо веселее, чем королям.
— Да, это верно, — заметил «дáкальщик» Пуаре, — я бы скорей предпочел быть этой беззаботной птичкой, чем королем, потому что…
— На этом балу, — продолжал студент, обрывая Пуаре, — я танцовал с одной из первых красавиц, восхитительной графиней, самым прелестным созданием, какое когда-либо встречал. Цветы персика красовались у нее на голове, сбоку был приколот изумительный букет живых, благоухающих цветов. Да что там! Разве женщина, одухотворенная танцем, поддается описанию? — надо ее видеть! И вот сегодня, около девяти часов утра, я встретил эту божественную графиню; она шла пешком по улице де-Грэ. О, как забилось мое сердце, я вообразил, что…
— …что она шла сюда, — продолжал Вотрен, окинув студента глубоким взглядом. — А всего верней шла она к дядюшке Гобсеку, к ростовщику. Если вы когда-нибудь копнете в сердце парижской женщины, то раньше вы найдете там ростовщика, а потом уже любовника. Вашу графиню зовут Анастази де Ресто, и живет она на Гельдерской улице.
При этом имени студент пристально взглянул на Вотрена. Папаша Горио резко вскинул голову и устремил на обоих собеседников живой и тревожный взор, поразивший всех.
— Кристоф пришел слишком поздно: она туда уже ходила! — скорбно воскликнул Горио.
— Я угадал, — сказал Вотрен на ухо г-же Воке.
Горио ел машинально, не разбирая, что он ест. Никогда не казался он до такой степени бестолковым и поглощенным своей заботой, как в этот раз.
— Господин Вотрен, какой бес назвал вам ее имя? — спросил Эжен.
— Ага! Вот оно что! Папаша-то Горио знает его отлично! Почему же не знать и мне?!
— Господин Горио! — окликнул его студент.
— А? Что? Так вчера она была очень красива? — спросил бедняга старик.
