тридцать пять?
Алиша зыркнула на меня сузившимися в щёлки глазами:
— Ну, может, я перепутала.
— Ещё раз так на меня посмотришь — велю выпороть. Рухия, скажи мне: в Степи после какого возраста девушка считается перестарком?
Одна из женщин слегка склонилась:
— После двадцати, моя госпожа.
— Что думаете? Красотка наша пытается цену себе поднять?
Обе согласно, с пониманием покивали. Алиша раздражённо фыркнула.
— Я смотрю, ты, девка, совсем берега потеряла!
Я припечатала её вялую ладошку к столу. И выключила ей подачу кислорода. Пять секунд. Десять. Двадцать. Алиша билась, раскрывая рот, словно рыба. Вокруг её стула на полу растекалась жёлтая лужица. Минута. Глаза девицы начали закатываться. Достаточно.
Я встала, брезгливо отодвигая юбки от дуры, лежащей в луже собственной мочи. Обе моих переводчицы испуганно подскочили тоже и теперь стояли соляными столбами.
— Лена! Выдайте этому куску говна ведро и тряпку, пусть вымоет за собой! И вызовите дежурного, двадцать розог ей для первого случая, за неуважение к баронессе.
Ненавижу воспитывать идиоток.
— Хорошо, матушка кельда. Прямо здесь прикажете?
— На площади прикажу. Она же хотела собой похвастаться. Зачем женщину расстраивать?
Итак, до обеда мы успели посмотреть представление с экзекуцией, потом я отправила всех на экскурсию по посёлку (подробную, часа на три, с походом на источник), а сама поехала к озеру. Смотреть рабов.
И трон экспроприировала. Угарный трон, слушайте, мне понравился!
05. А РАЗГРЕБАТЬ ОПЯТЬ МНЕ…
РАБЫ СТЕПИ
Как же их было много. Просто пипец. Это Балхии разрешили взять троих ледащих: двух девчонок да парня с усохшей рукой. Но во многих семьях было по десятку-полтора невольников, а то и больше. У той же Алиши вон — тридцать четыре!
Максим, всё утро занимавшийся инспекцией невольников, подъехал ко мне, с разбегу начав по своей неискоренимой привычке:
— Тарщ командир… Ой…
— Ну, чего там? Говори уже.
— Похоже, наших много. Русских, в смысле. Большинство.
— Интересно, чего это они мимо наших деревень молчком прошли?
— Так у них языки поотрезаны.
— Твою ж мать!
— И я о чём.
— Собрали в кучу?
— Ага. На том пятаке, где вы вчера с каретой стояли.
— Поехали. И вот ещё что. В Лелино целитель хороший и в Карасёво, в принципе, тоже; пошли за ними.
— Уже послал. И даже в Рыбкино, и в Ладушку. В течение часа-двух все должны быть.
— Красавец! Ну, давай смотреть.
О боги… не только языки. У многих были отрезаны ещё и уши. Да всякое, короче. Не люблю я такие подробности.
Удивительно, но большую часть сидящей передо мной толпы составляли мужчины. Женщин было штук пять, наверное.
Речь моя сильно была похожа на ту, которую Вова сказал изменённым после битвы с некромантами. С небольшими вариациями.
— Поднимите руку те, кто меня понимает. Оглянитесь по сторонам: нет ли среди вас человека который не понимает русскую речь? Все наши? Ну и ладушки! Меня зовут Ольга, я баронесса и кельда земель Белого Ворона, и велением моего мужа я буду решать вашу судьбу.
Я вглядывалась в серые лица и внезапно вспомнила «Кавказского пленника». Кто здесь? Жилины? Костылины? Нечто среднее арифметическое или вовсе другое?
— В данный момент ваш статус определён как рабский. Вы можете остаться в нём, а можете стать свободными, приняв наше подданство и принеся клятву верности. Условие одно: в течение пятидесяти лет вы проживаете в тех поселениях, которые будут определены мной или бароном. Переезд — только по специальному разрешению. После отмерянного времени ограничения снимаются — вы сможете переезжать по своему усмотрению, куда вам вздумается. Прежде чем вы примете решение, я хотела бы показать вам… — я пробежалась взглядом по ближайшим рядам, — Ты! Подойди.
Что меня зацепило? Почему не просто первый с краю? Мужик был похож на иркутскую статую первопроходцам. Кто называет лохматого мужика с пищалью Ермаком, кто — Похабовым. Но подошедший ко мне раб был словно копией этого монумента. Если забыть про детали: вырванные ноздри, безобразный шрам через всё лицо, из-за которого правый глаз практически не открывался, отсутствие языка и хм… нда. Яйца ему тоже отрезали. И всё равно он смотрел… не-по-рабски смотрел, короче. За это их и попёрли из Степи — поняла я вдруг! Рабов нашим бабёнкам выдали или самых заморенных, или самых дерзких — как вот этот, не оставлявший попыток сбежать, несмотря на чудовищные побои и увечья! Я села на свой трон и кивнула ему на приступку для ног:
— Садись!
Всё-таки та некромантская супер-практика здорово меня продвинула. Пять минут — и мужик как заново отштампованный. Я вышла из транса и тронула сидящего за плечо:
— Проснись!
Первое, что он должен был заметить сразу — открывшийся глаз. Недоверчиво ощупал лицо, даже в рот залез, не веря, видимо, внутренним ощущениям — или боясь обмануться, потом дёрнул рукой вниз.
— Всё на месте, не мечись.
Но мужик подорвался пружиной, заставив двух телохранителей дёрнуться вперёд, смыкая в стенку свои выездные «бронедвери»*.
* Щиты такие, шибко здоровые.
Он, однако же, не придал этому значения и закричал:
— Мать-царица! Да за тебя в огонь и в воду! Пятьдесят лет — тьфу! Да хоть сто! Дайте мне только потом с этими ублюдками посчитаться!
Взволнованная этаким чудом толпа всколыхнулась, но Максим заорал: «Сидеть!» — и дружинники угрожающе опустили короткие копья.
— Звать как?
— Яков.
Забавно.
— Похабов?
— Перевалов.
— Ну, почти. Давай-ка, Яша, помогай. Меньше сутолоки — быстрее закончим. Толпа и давка мне тут не нужна.
— Очередь организовать?
— Ага. Дружинники пусть порядок блюдут, не отвлекаются. А вы, кого подлечу — на подхвате. Скоро ещё целители приедут, веселее пойдёт, скажи там. Пусть не волнуются, всех поправим. И следующего давай живее, чтоб без задержек.
— Понял!
Всё-таки с этим решением я стратегически угадала. Яшка своих, верно, хорошо знал и в первую голову подобрал мне пациентов таких же, как сам — не то что бы буйных, но… около того. Через час у меня было уже двенадцать человек подсобников, а в паре метров сбоку уже заканчивал обрабатывать третьего клиента лелинский целитель, мужик серьёзный и основательный. Пусть он работал чуть медленнее меня — неважно. Плюс ещё пять-шесть человек в час. Тут такая толпень — до ночи бы управиться! Скоро ещё помощники подойдут… надо, кстати, им рабочие места организовать!..
— Яков!..
С рыбкинским целителем приехала подвода с обедом и двумя поварихами — дескать, что ж вы, матушка, совсем нас не навещаете, так мы хоть вот так вас попотчуем. Аж неудобно стало. Реально, года два у них не была. Надо проведать.
И, кстати! Где тут наш Похабов? Маленькая полевая кухонька с такой оравой никак не справится.
Я дала Яше отмашку экспроприировать большие котлы и наварить на всех рабов похлёбки. Всё же вокруг — колхозное, в смысле — моё. И люди мои. Пусть едят.
И ПРОЧЕЕ ИМУЩЕСТВО
Кого никак не интересовали политические вопросы, так это Андле. Всё утро и день она инспектировала восторженно орущую при её появлении скотину, и часам к четырём (когда барон приехал с осмотра дороги) у неё уже был готов список: как нам обустроить полудикое степное стадо, каких к кому подселить производителей и что мы с этого можем иметь. Восторгает она меня иногда. Иногда всегда. Ладно, почти всегда. Но даже в тех случаях, когда её очередной закидон кажется ещё более странным, чем все предыдущие, в конце концов всё находит своё логическое объяснение.
Просто Андле не любит объяснять.
Хорошо, всё-таки, что мы её тогда встретили и уболтали с нами остаться!
Короче, завидев барона, друида явилась, отодвинув (или тупо не заметив) всех, кто стоял к нему в очередь, и подсунула свой список на подпись. Вова, зная, что она плохого не посоветует, вникать не стал и подмахнул не глядя.
И началось великое переселение скотины!
Всех приведённых в порядок русских барон отправил гуртовать стада и гнать их на юго-восток, туда где река Славная в своём течении делала большой разворот с более-менее северного направления на более-менее западное и устремлялась к озеру Карасик. Места там были редколесные, с хорошими луговинами — как раз самое то для животноводства. Мужикам было велено городить загоны и присмотреть место под ферму.
Вдоль дороги выстроилось пятьдесят повозок, готовых отправиться туда же. Ну — как готовых? Старшие жёны,
