народа в Пальмовое воскресенье, а это сегодня.
Успокоив гортань глотком воды, легионер выругался и, придвинувшись к допрашиваемому бедняге вплотную, прошипел, обдав мальчугана зловонным дыханием:
– Спасать от кого?
Сморщившись, юный пленник тихонько прошептал:
– От иноземцев.
– То есть римлян, – закончил мысль солдат и растянулся в отвратительной улыбке. Одной рукой он выхватил у испуганного ребенка пальмовую ветвь, другой уцепился за лохмотья, наброшенные на дрожащее тело: – Покажешь ее?
Выросший в нищете городских лабиринтов, не раз плененный торговцами на базаре и беспощадно побиваемый, легонько крутанул торсом – полусгнившие нитки бесшумно лопнули, ткань разошлась и, оставив легионера с веткой пальмы и куском материи, мальчик исчез в шумной толпе, успев крикнуть на прощание:
– Ни за что!
– Чертов щенок, – просипел римлянин и брезгливо отбросил лоскуток в сторону, словно держал в руках гадюку: – Впрочем, как и весь этот дрянной народец, – добавил он и занял свой пост у Золотых Ворот. – Авось и я дождусь Мессию, посмотрю, кто таков.
Иерусалим – город шумный, крикливый. Рим не назовешь тихим, но этих, – думал легионер, рассматривая говорливую толпу, текущую через ворота по каменным ступеням внутрь, – не перекричать столичным жителям империи.
Солдат незаметно для себя погрузился в состояние безразличия к происходящему, первоначальное внимание к лицам, набегавшим бесконечной волной на него, размылось, все чаще мелькающие среди людского моря ветки пальм расслабляли глаза, а «прыгающие» интонации местного говора отключали разум от неустанного контроля за произносимыми фразами. К полудню римлянин, осоловевший на своем посту от жары и бесконечных иудеев, полностью растеряв бравый вид, стоял, прислонившись к стене Золотых Ворот, и обмахивался отобранным у мальчика трофеем.
Вдруг картина мира изменилась. Людской поток, ровным дыханием загонявший крестьян и ремесленников в город на праздник, внезапно остановил свою волну, и, словно ударившись о берег, она откатилась от ворот и застыла. Легионер очнулся и вытянулся во весь рост, пытаясь разглядеть, что (или кого) окружили люди, и без того возбужденные, начав при этом орать еще громче. Это стихийно возникшее «ядро» стало приближаться к воротам, но солдат, к слову сказать, обладавший немалым ростом, никак не мог разобрать причины столь странного поведения иудеев или того, кто создал такой ажиотаж. Кругом слышались радостные крики: «Осанна Сыну Давидову, Мессия здесь!»
Римлянин попытался отлепиться от стены и подобраться поближе, но людское море охнуло, пошатнулось и телами детей израилевых впечатало иноземца обратно в кладку Золотых ворот. Он потерял сознание.
Опытный сластолюбец безошибочно отделил бы язык блудницы на своих устах от «шершавой лопаты» животного, но солдат, возвращающийся к «жизни» под страстные лобзания осла, был менее разборчив в искусстве ласк и не торопился расставаться с этим чувством, чтобы открыть глаза. Когда же терпкие «поцелуи» переросли в настойчивое облизывание подбородка, ланит и, наконец, перекинулись на раненую шею, легионер застонал от боли и разлепил веки. Ослиная морда, растянувшаяся в «бесконечной» улыбке, изрыгала в лицо невыносимую смесь запахов дорожной пыли, сена и еще бог знает чего, что побывало в желудке радушной животины. Легионер вскочил на ноги, будто за шиворот ему вылили кипящей смолы, а в пятку, подобно славному Ахиллесу, вонзилась стрела, и уперся взглядом в спокойное, доброжелательное лицо молодого мужчины, который, встретившись глазами с солдатом, спросил:
– Нужно ли было прогонять ждущего, чтобы стать ждущим самому?
– Не улавливаю разницы, – пробормотал легионер.
– Ожидающий не подле силка добычи, не у смертного одра наследства, не чуда из любопытства, но любви с открытым сердцем – свят. Оттолкнув такого, отпихиваешь Бога от себя, ибо в нем (ожидающем) Бог есть, и в тебе был, но вышел со словами и деяниями, оставив место в душе твоей пустым, как раз для бесов.
– Почему, иудей, восседающий на осле, поверить речам твоим должен я?
– Ты сам, ожидая меня, как охотник зверя на лесной тропе, попал в силки, а теперь еще и невольно требуешь чуда, подтверждающего истину Слова Божьего, ибо говорю устами своими, но не от себя, а от Отца Небесного.
Сказав это, Мессия коснулся дланью своей окровавленной тряпицы на горле римлянина и промолвил:
– Скинь все, отягощающее тебя, ты исцелен.
Солдат недоверчиво потрогал горло, не ощутив привычной боли, он медленно размотал лоскутину, кожа на шее была чиста и не имела следов ранения.
«Осанна! – взревела толпа. – Ликуй, народ иудейский!»
– Я не дал ребенку встретить тебя, – ошарашенно произнес римлянин, – а ты вылечил меня.
Мессия лучезарно улыбнулся:
– Он никуда не уходил, а был все время и есть сейчас за твоей спиной.
Солдат резко обернулся, и только шлем спас его лоб от встречи с Золотыми Воротами.
– Образно говоря, – рассмеялся Мессия, когда легионер повернулся обратно, окончательно сбитый с толку.
– Пальмовая веточка, – продолжил странный всадник, – которую он принес мне, все равно ляжет туда, где ей место, и он, даже незримый, проследит за этим.
Римлянин горделиво тряхнул головой:
– Отчего, иудей, пусть даже ты и маг, исцеливший мою рану, решил, что я брошу под ноги твои ветку пальмы, как Великому Императору, победителю народов?
Людское море, секунду назад бушевавшее в восторге и обожании, погрузилось в штиль, стоило Мессии поднять правую руку.
– Душа, оставившая земное тело, в Небесном Царствии приходит к таким же вот Золотым Воротам, как и эти, желая попасть в Небесный Иерусалим.
– Не о рае ли ты говоришь, Учитель? – спросил Мессию один из сопровождающих его.
Рассказчик согласно кивнул головой и продолжил:
– У каждых врат есть свой страж, у райских – в том числе.
– Это архангелы, нет, все ангельское воинство, – послышались голоса из толпы.
Мессия отрицательно покачал головой.
– Уж не Отец ли Небесный сам стоит у Врат? – спросил еще один из сопровождающих учеников.
– Нет, – был ответ.
Снова пошли догадки: демоны, бесы, души висельников и самоубийц.
Мессия продолжал несогласно качать головой.
Легионер так же подбирал в голове подходящие кандидатуры, наконец, решившись, он выкрикнул:
– Геракл!
– Нет, – рассмеялся Мессия, – не буду мучить вас, братия, это внутренний страж, вы сами. Вход в рай свободен, он никем не охраняется, но войти туда – дать разрешение самому себе.
– Учитель, – обратился к Мессии хмурый чернобородый сопровождающий, тот, что держал осла за веревку, – отчего не входим в Рай, не бросаемся в объятия к Отцу Небесному?
– Он и не выпускал нас из объятий своих никогда, брат Петр, – не переставая улыбаться, ответил Спаситель иудеев. – Он и сейчас держит тебя за руку, через поводок.
– Не ослом ли ты назвал божество свое, странный человек? – возмутился римлянин. – За слова такие достоин ты побиения камнями.
– Всяк достоин той судьбы, что даровал ему Бог, а Он себя поместил и