легче не стало, но вопросов больше никто не задавал.
Рядом с девушкой пиликнул телефон, оповещая о новом сообщении. Эва открыла его не глядя и сразу же попала на видео, где в луже крови лежал парень, а визгливый голос снимающей девушки прыгал вокруг него. Эва вздрогнула, сильнее сжала зубы и побледнела.
— Смотри! — визжал голос, — смотри, до чего ты его довела!!! А вот если бы отпустила со мной и он принял бы моего Бога, он бы исцелился!
— С-с-суу-ука, — сквозь зубы прошипела Эва, схватила телефон и набрала номер.
— Ты! Я тебя урою, слышишь?! Предстанешь перед своим богом лично и будешь ему рассказывать, какая я плохая!!! Я тебя найду, су. а дранная. Найду и ты за все ответишь….Да по. уй мне на все это!
Швырнула телефон в дальнюю стенку, отчего он разбился вдребезги и встала, опираясь руками о столешницу. Несколькими глубокими вдохами-выдохами выровняла сорванное дыхание и подняла голову. Ребята смотрели на неё с раскрытыми ртами.
— Простите. Довела.
— Бывает, — заторможено согласился Ярый.
Со стола убирали все вместе, но всю посуду Эва мыла сама, никого не подпуская. Такие простые, не требующие большого мыслительного процесса действия, помогали прояснить мысли и успокоить ум.
После душа и свежей одежды практически полностью пришла в себя.
— Напугала? — с улыбкой спросила у Сокола, с которым они пили чай.
Остальные слонялись рядом — кто тыкался в телефоне, кто смотрел телевизор, кто просто в окно.
— Ещё бы, — усмехнулся мужчина.
На самом деле — да. На самом деле — всех. Ту, что все эти дни была для них солнышком, больно было видеть такой погасшей.
Эва вздохнула.
— У Мирона гемофилия. И он из семьи тех фанатиков, кто не признает лекарств. Но там мама была умной и не совсем потерянной — сбежала с ребёнком в большой город. Когда ему было 18 — мама умерла. И примерно через год его нашла семья. Кому-то там было видение про Мирона. С тех пор не дают покоя. Ему через день нужно колоть лекарство, а его долбанная сестричка то выкидывает их, то ломает ампулы. Я ещё не знаю, что она сделала сегодня, чтобы у него кровь так хлестала, но… — опустила взгляд и выдохнула сквозь сжатые зубы, — в общем сейчас он в больнице.
— Да. Ангелина Мирская, числится в 10 классе средней образовательной школы N3, но на домашнем обучении.
Эва подняла на него удивлённый взгляд. Потом нашла глазами Айка, который коротко махнул ей рукой.
— Ого…
— От него ничего не скроешь, — улыбнулся Сокол.
Тут кто-то громко и требовательно постучал в дверь и распахнул ее так, что та врезалась в стенку.
— Эва! — позвал взволнованный женский голос. Девушка спрыгнула со стульчика и выбежала в коридор.
— Настя, — бросилась в объятья светловолосой женщине, которая держала на руках малышку-Киру.
— Пришла, как смогла, — крепко обнимала её одной рукой Настя.
А Яр застыл в коридоре, встретившись с удивительными зелёными глазами. Дверь хлопнула, а он все не шевелился, боясь развеять момент.
— Эй, — тыкнул в него Дух, — отвисни.
— Да пошел ты, — беззлобно огрызнулся Ярый.
Невозможно, но эта женщина моментально впечаталась в его сердце так же, как дверь в стену. Он в это никогда не верил и предпочитал получать удовольствие без обязанностей. Он всем говорил, что у него никогда не будет детей. Он всегда говорил, что против брака и посмеивался над теми друзьями, которые женились. А тут… Черт.
14
Земной из окна наблюдал за тем, как Эва эмоционально рассказывала женщине о произошедшем, то морща милое личико в приступе злости, то поднимая брови умилительным домиком. Ребёнок крутился рядом — забирался на качели к маме, потом спускался и её на своей коляске катал Айк. И так по кругу.
— Ты как? — рядом встал Сокол.
— Главный связывался. Местные ребята начинают операцию и нас просят помочь.
— Когда?
— Выдвигаемся через день.
— Айк?
— Безопасность в электронике.
Сокол вздохнул и тоже посмотрел на девушек.
— Ясно.
За эти несколько дней Эва стала для них ближе, чем они могли подумать. И когда Земной передавал приказ, всем стало немного грустно: каждый уносил отсюда частичку теплого.
Дух — воспоминания о впервые приготовленном лично для него завтраке. Такой безобидный и простой в своём исполнении акт заботы оказал на него влияние глубже, чем можно себе представить. В нем вскрывались раннее забитые и забытые пласты воспоминаний и чувств. Это было тяжело и больно, но что делать — Дух не знал. Поэтому переживал все глубоко внутри себя и изменения в нем замечал только Айк.
Сам же Айк, самый молчаливый среди них и самый отстраненный от жизни отряда — обладал уникальной способностью: его проницательности мог бы позавидовать Сокол, но большинство своих выводов он оставлял при себе. И отсюда он уносил прикосновение детских ладошек, крепко сжимающих шею. Заливистый смех, порой громкий и звенящий в самое ухо. Ощущение того доверия, с которым ребёнок льнул к нему, когда он катал малышку на коляске. Он хотел так же.
Сокол стал ещё спокойнее. Не то, чтобы он раньше метался или много сомневался. Пожалуй, он был самым стабильным в их отряде. Но то ощущение тепла и позитива, которые исходили от Эвы, дало ещё больше опоры в их изменчивом мире.
Ярый разрывался. Он искал по жизни лёгкости и находил её. Но что это было несколько часов назад? Те пронзительные зелёные глаза, в которых он видел боль, не выходили из головы. Безотчетно, но этой женщине ему хотелось доставить не просто удовольствие в одну ночь, а наполнить ее взгляд улыбкой, счастьем и радостью. С другой стороны — вот так за раз было тяжело изменить своим принципам. А вдруг показалось? А вдруг не то? Но он снова и снова возвращался к глазам. Хотел обнять бледное, уставшее личико руками, растворить всю боль в себе: он сильный, он справится. И от этих мыслей тепло разливалось по телу.
Земной лишь внешне был похож на непробиваемую скалу: внутри у него закручивался шторм. Эва ему определённо нравилась. Он сдался сам себе и признал это. Своей дерзостью ли, самоуверенностью ли, своей улыбчивостью ли, но она задевала внутри то, о чем он и не догадывался. Его злило, что девушка со всеми общалась одинаково и что они у нее не первые. Собственнические инстинкты требовали полноправного обладания ею, требовали заткнуть ей рот и закрыть глаза. Но своей другой, здравой частью, он понимал — никаких прав у него нет. Земной был единственным, кто решил забыть обо
