Глава 4. Признаки жизниНесколько недель я попадался ей на глаза, перезнакомился со всем коллективом, напрашивался на обед вместе с ней и ее коллегами. Даже не пытался завести с Леной личный разговор. Мы оба играли в молчанку и говорили лишь по необходимости о работе в чьем-либо присутствии.
Я действовал молча. При каждой возможности увязывался за Леной хвостом, стал ловить моменты и подшучивать над ней.
Вычислил ее расписание, заставал по утрам в ординаторской и ставил перед ее носом разные вкусности, которые девушка усердно игнорировала. На все эти авторские пончики, навороченные эклеры, конфеты ручной работы тут же налетали другие сотрудники центра, так что со стороны выглядело, будто я весь такой корпоративно-позитивный и делюсь с коллегами. Дошло до того, что на эти “кофе брейки” стал слетаться женский медперсонал из соседних подразделений. Женщины хихикали, кокетничали и заглядывали мне в рот, а я старался отвечать им с учтивым подтекстом, но Лена никак не реагировала и на это. Спустя время “Радио Оксана” доложила мне в порыве сделать комплимент: "Только Елена Михайловна может ворчать о том, что ординаторская превратилась в курятник, а все остальные в восторге от твоих сладких сюрпризов, да-да".
Что еще? Открывал ей двери и слегка кланялся, с озорством наблюдая, как девушка закатывает глаза. Иногда подкидывал на стол в ее кабинете оригами, которые делал, чтобы занять руки во время долгих раздумий над конструктивом аппарата. Замечая Лену в коридоре с чем-то тяжелым, молча вырывал из рук ее ношу, вызывая недоуменные взгляды, и продолжал идти ей вслед. Забегал за ней в лифт, гипнотизировал взглядом, улыбался со сноровкой безумца, либо вставал сбоку и слегка дул в ушко. Даже пару раз незаметно для всех дернул ее за хвостик. В общем, развлекался, как мог.
Не очень достойное поведение для взрослого, умного и уважаемого человека, но мне было все равно, как это выглядит со стороны. Она заявила, что помолвлена, но, похоже, соврала. На ее безымянном пальце так и не появилось кольцо и, разумеется, никто из коллег ничего не знал о ее личной жизни, по крайней мере, это не обсуждалось во время перерывов. К тому же, за три недели я так и не увидел, чтобы кто-то к ней приходил, забирал после работы и так далее. В меня вселилась надежда, что Лена просто вымещает на мне давнюю обиду. Не знаю, заслужил ли я это, но был готов вынести.
Моей целью было добиться любой реакции, однако девушка стойко сносила все мои выходки, не проронив ни слова, кроме сухих "привет", "пока" и "спасибо". Лишь раздраженные взгляды были моей наградой, но это не могло длиться вечность.
Я слегка злился на такое холодное поведение. До помутнения сознания хотелось зажать Лену где-нибудь в лифте или на лестнице. Застать ее в кабинете и запереть дверь изнутри. Преследовать ее после работы, чтобы поймать рукой входную дверь ее квартиры, прежде чем та захлопнется. Сколько раз я представлял это стоя в душе, сидя в своем кабинете или даже где-нибудь на рабочем собрании. Но с Леной нельзя грубо — это никогда не работало. Доказать ей, что я и есть животное, каким она меня, возможно, представляет спустя долгие годы и тонны новостей, раздутых обо мне СМИ, — последнее, чего я желал. Так что я делал то, чего она от меня меньше всего ждала — был хорошим и милым мальчиком. От ожидания, когда же лед треснет, я действительно заводился, словно мальчишка, и продолжал свою игру.
Я вдруг почувствовал вкус к чему-то, кроме работы. Жизнь из делового ежедневника в люксовой обложке превратилась в увлекательную и яркую книгу. Я впитывал каждую строчку. Простейшие вещи, например, утренняя прогулка от медцентра до кофейни или вечерняя пробежка по Битцевскому лесу, вдруг стали приносить удовольствие. Кто-то сказал, что радость — нормальная реакция на жизнь. Кажется, я начал вспоминать, что такое жить.
Конечно, не забывал и о работе. Изучил каждый уголок операционного этажа. Попросил Виталия Сергеевича о моем личном присутствии во время операций, чтобы лучше понять то, как хирурги работают сейчас. Вызубрил наизусть всю последовательность движений в операции, для которой создавался аппарат. Выбрал русских инженеров, подключил к рабочей группе и составил подробный план разработки аппарата. Задавал неудобные вопросы как хирургам, так и инженерам. Делал все, чтобы будущая машина учитывала каждую мелочь. Для меня было важно, чтобы аппарат не только облегчал процесс, но делал его быстрее, безопаснее, эффективнее.
Еще когда приступал к проекту, понимал, что многое в исходном техническом задании придется поменять. Сейчас я недоумевал насколько много. Если бы аппарат четко создали по тому заданию, которое было выставлено на обзор инвесторам, получилась бы чуть более технологичная "лупа". Взамен той, на которой хирурги умудрялись делать свою магию сейчас. Я же хотел обучить этой магии сам аппарат.
Наконец, после подробного изучения процесса, десятка мозговых штурмов и черновиков я был готов внести окончательные изменения. Затем нужно было передать проектное решение на разработку моделей и чертежей команде инженеров. Эту ночь я провел в медцентре. Сначала был поздний конференц-колл совместно с американской частью команды, а потом я углубился в детализацию документов, не заметив, как стало светать.
Я встал, потянулся и посмотрел на мирный предрассветный пейзаж за окном. Вот-вот забрезжат первые лучи. На часах еще не было шести утра. Я снял галстук и распустил ворот рубашки. От отсутствия сна и утренней прохлады, проникающей сквозь открытую форточку, тело знобило, так что я надел свою легкую кожаную куртку и решил, что стоит выпить горячий кофе, дождаться утренней планерки, а затем можно будет отправиться в гостиницу и впасть в летаргический сон.
Вышел из кабинета, пошел по пустынным коридорам. На административном этаже не было ночных смен, поэтому встретить здесь людей по ночам было практически невозможно. Зеркало лифта отразило сонного и взъерошенного красавца.
Работая над документами, я по привычке сидел в позе “Мыслителя” Родена и ежеминутно трепал волосы над лобной долей, так что они сейчас торчали в разные стороны, словно я сделал неумелую и давно немодную укладку, но в такую рань мне, в общем-то, было на это наплевать.
Спустившись на основной этаж, поздоровался с дежурным хирургом и парой медсестер, снующих по коридорам в потоке дел, а затем пошел к небольшому кофе поинту на этаже.
— Ай! Черт! Черт!
Кто-то пронзительно вскрикнул от того, как резко я толкнул дверь. Опомнившись, я увидел Лену. На полу валялся разлитый бумажный стакан и пакетик чая, а девушка скакала и махала руками.
— Прости! Сильно задел?
— Кипято-о-о-к! — затянула Лена по-русски и зачем-то стала дуть на воздух перед собой.
На ее блузке отчетливо проступило буро-розовое пятно в районе груди от любимого малинового чая. Кажется, девушке было плохо. Я метнулся к холодильнику и достал из морозилки пачку мороженого в стаканчике, о котором вчера говорила Маруся.
— Расстегни блузку, посмотрю!
— Нет!
