class="p1">Я откашливаюсь и качаю головой.
— Не думаю, что компания отца подходящее для меня место.
— Не глупи. Отличное место для тебя. Этот бизнес назван и в твою честь тоже. Буквально, — она смеется и кивает пожилому мужчине, что сидит недалеко от меня и просит подлить ему ещё кофе.
Она наполняет его чашку и возвращается ко мне, всё ещё улыбаясь.
— Я надеялась немного расширить своё резюме.
Достав из-за уха карандаш, она чешет макушку, которая спрятана за копной каштановых волос с легкой сединой.
— Расширить своё… резюме?
— Да, думала, вдруг ты в курсе, кому в городе нужны сотрудники?
Она поворачивается и берет несколько тарелок с яйцами и разнообразными колбасками для завтрака, а после ставит одну перед мужчиной, зарывшегося в газету, а вторую рядом с моим соседом.
— Не понимаю.
Она и не поймет. Я лишь пожимаю плечами.
— А Дидре и Сэм всё ещё в городе? — я сжимаюсь от её взгляда.
Я не разговариваю со своими друзьями детства с момента своего отъезда. Не удивлена, что Дороти в курсе даже этого.
— В колледже у меня не было времени, и мы перестали общаться.
Она не реагирует на мои жалкие оправдания (её молчание говорит о недовольстве), поворачивается к дымящейся миске, которую повар только ставит на раздачу, и располагает её передо мной.
— Дидре переехала в долину…
Овсянка с тростниковым сахаром, изюмом и порцией сливок. Она помнит.
— Спасибо.
— … вышла замуж и уже ждёт второго.
От шока мне едва удается моргнуть.
— Ух ты, не думала, что она так быстро.
— Сколько прошло с тех пор, как вы двое виделись в последний раз? — она спрашивает, хотя уже знает ответ.
Но хочет услышать это от меня.
— Пять лет.
— А чем она ещё должна была заниматься? — она приподнимает бровь.
Тут феминистка внутри меня сжимает кулаки.
— Ну… не знаю, пойти в колледж.
— Шай, не все бегут без оглядки от прошлого.
Моя ложка звонко падает в тарелку с кашей.
— Это не то, что я с-сделала, — я прикрываю рот, лишь бы только не вывалить на неё весь поток лжи.
Её взгляд смягчается, и она снова кивает.
— Даже если и так, тебя никто не обвиняет. Одному Богу известно, что после смерти мамы…
— А что насчёт Сэм?
Она позволяет мне сменить тему и, глубоко вздыхая, продолжает:
— Сэм работает в «Пистолс Питс». Одинока, но прилипла, как банный лист, к Дастину Миллеру… — её рот кривится словно от лимона, — если понимаешь, о чём я.
— Он же из привилегированной семьи Пейсона. Я не удивлена.
У семьи Дастина продуктовый магазин в городе. Мы встречались с ним в старших классах, и у меня всегда было чувство, что между ним и Сэм что-то есть. Интересно, они дождались, пока я покину город, прежде чем переспать или нет?
— У него дела идут в гору, — она щелкает языком. — Его повысили после смерти дедушки два года назад.
— Впечатляет.
Рожден в семье бизнесмена, берет бразды правления в свои руки. Для этого не нужны ни навыки, ни мотивация. А почему-то лузер, уехавший из города в колледж, здесь до сих пор я.
— Нужно связаться с Сэм.
— Она работает по утрам всю неделю. Они открываются в 8 утра, так что ты сможешь найти её там… Не до конца понимаю, зачем ты собираешься искать работу, когда у твоего отца самый успешный бизнес в городе, но это не моё дело.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. В этом городе всё происходящее — её дело.
Отправляю несколько ложек с теплой овсянкой в рот, и сливочная сладость мгновенно напоминает мне о детстве и о том, как мы приходили сюда всей семьёй по воскресеньям. Я практически утопаю в воспоминаниях и чувствую запах лавандового лосьона мамы.
Пока ем кашу, чтобы не показаться невежливой, разговариваю с Дороти. Воспоминания о маме переполняют меня, поэтому я перевожу тему — трудоустройство в Пейсоне. Кажется, мои варианты ограничены, либо местный бар, либо чистка конюшен на ранчо. Я склоняюсь к «Пистол Питс». Да, это бар, но по выходным к ним приезжают группы из Феникса, и там собирается приличная толпа. Не лучшая, конечно, вакансия, но у меня есть определенные цели: накопить денег, переехать в долину, найти жилье и обеспечивать себя, прокладывая путь назад на телевидение.
В кармане вибрирует телефон и практически скидывает меня со стула. Я вынимаю его и вижу имя Тревора на экране.
— Дерьмо, — нажимаю «Принять» и подношу телефон к уху. — Эй, привет, извини, что не перезвонила прошлой ночью. У папы в доме вообще нет связи.
— Привет, милая. Ничего страшного. Наверно, ты наверстывала упущенное с этими деревещинами, — он ухмыляется. — Чем занимались вчера? Пасли коров?
Вот мудак. Ну да, я тоже насмехалась над жителями Пейсона, но мне можно. Это же мои люди.
— Не-а, просто… — я поднимаю голову и замечаю Дороти, она достаточно далеко и не сможет меня услышать.
— Разругались с отцом…
— Слышала о южанине невеже, который недавно женился?
— Что?
— Да, он привел жену в люкс для молодоженов, узнал, что она не девственница, и выгнал её, а брак аннулировал.
— Тревор…
— Сказал: «Если ты недостаточно хороша для своей семьи, то и недостаточно хороша для меня», — он противно хихикает.
Я убираю телефон от уха.
— Смешно.
— Правда? — он шмыгает и, готова поклясться, вытирает слезы с глаз. — Узнала, когда возвращаешься?
— Студия собирается вернуть мне работу?
Не то, чтобы зарплата большая, но ведь суть не в этом. Это возможность вернуть своё имя, чтобы попасть на больший и более лучший рынок.
— Вряд ли. Но я скучаю. После твоего ухода все со мной крайне холодны, словно это я виноват. Понимаешь?
Тревор, такой Тревор, переживает лишь о том, как мой уход отражается на нем.
Над дверью звенит колокольчик, я замечаю движение: кто-то садится справа от меня. Его бейсболка опущена на глаза, он слегка приподнимает голову и смотрит в моем направлении. Молод, мой ровесник, но не местный, я его не узнаю. Вежливо улыбаюсь, а он мгновенно отворачивается, отчего я хмурюсь. Мой взгляд скользит по его рукам вниз, костяшки почти белые из-за того, как крепко он держит термос.
— Тревор, эм… — я опускаю подбородок, мне не совсем комфортно говорить в его присутствии, — мне нужно идти.
— Как обычно? — спрашивает Дороти, пока идет к нам.
— Да, мэм, — он снимает крышку с термоса и кладет её на стойку.
— Уверен, что не хочешь перекусить? — она улыбается и наливает кофе.
— Нет, спасибо, — бубнит он.
Голос глубокий, отчего он кажется ещё более мужественным, даже несмотря
