Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
контору лишь во второй половине дня с блестящими глазами и крепким перегарным духом и заявил, что не застал Пашкова дома, долго ждал и ушел ни с чем. Сайкин посмотрел на Ивана такими глазами, от взгляда которых веселый курьер завял на корню, как цветок. Злясь, но, сдерживая себя, Сайкин сказал, что поговорит с Иваном завтра, а пока велел курьеру убираться домой. Курьер растворился в шлейфе винных паров.
Пришлось, матеря в душе Ивана, звонить Пашкову по телефону. Писатель оказался дома, как выяснилось, только с утра он ненадолго выходил за хлебом. Не вдаваясь в детали, Сайкин объяснил Пашкову, что им нужно увидеться сегодня вечером, и пригласил заехать к себе часам к одиннадцати. «Возьмите такси и приезжайте, я заплачу. Очень жду», — сказал Сайкин, заканчивая короткий разговор.
Сейчас, стоя на балконе, он, вглядываясь в темень, ждал скрипа тормозов, звука хлопающей дверцы, но внизу у дома стояла тишина. В доме напротив гасли и зажигались окна. Окурок, брошенный вниз, блеснул красным огоньком и исчез в темноте. Оперевшись локтями на балконные перила, Сайкин опустил глаза вниз на черные деревья. Рассказ, чтение которого он только что закончил, произвел странное впечатление. И Сайкин не мог бы однозначно сказать, понравился этот рассказ или нет. И назывался он странно: «Уголек и женщина с яйцами».
Дело происходило в захолустном райцентре, на станции, где поезда дальнего следования останавливаются всего на две минуты. И зимой и летом на этой голой станции дули злые не стихающие ветры. Неподалеку находился рынок, куда героиня рассказа Надя приезжала продавать домашние яйца.
Собственно, эти яйца были только предлогом, пользуясь которым, Надя могла без лишних расспросов, избежав пересудов, выбраться из своей деревни в райцентр. Там в известные ей дни и часы останавливался поезд, в котором работал проводником ее возлюбленный Уголек. Это был чернявый шустрый парень с замашками уголовника. Он приторговывал водкой и пускал левых пассажиров.
С Надей он познакомился, когда его, больного, сняли в райцентре с поезда. Уголек поправлялся, от нечего делать околачивался возле станции и также от нечего делать познакомился и влюбил в себя Надю, понравившуюся ему своими внушительными формами. Для Уголька это было мимолетное увлечение, короткий дорожный романчик. Для Нади — любовь, которую она ждала всю свою трудную неинтересную жизнь.
В часы свиданий, отведав Надиной любви, болтливый Уголек рассказывал ей байки о дальних увлекательных поездках, синем море и той красивой жизни, которую повидал из окна вагона.
Убогое вранье Уголька казалось Наде, сроду не выбиравшейся дальше областного города, чудесной сказкой. Она верила и не верила и все больше влюблялась в романтическую натуру Уголька. Наконец проводник, истомившись от вынужденного безделья, поправился и уехал.
С тех пор Надя ходила встречать его поезда, а для отвода глаз сельчан торговала яйцами на рынке. Минутная встреча с любимым, пустой разговор — и новое ожидание. И так без конца. И это было Надино счастье. Но вот раз Уголек не приехал, и другой раз поезд пришел без него. Через знакомых Надя узнала, что ее проводника перевели совсем на другое направление и мимо их райцентра он ездить больше не будет. Ни адреса, ни фамилии. Уголек — вот и все, что знала о нем Надя. Искать его она не стала.
Женщина твердо верила, что он вернется, обязательно к ней вернется, уже насовсем. Она все так же ездила на рынок с яйцами на продажу и ждала на станции поезда, как брошенная собака хозяина. И ветер все так же обдувал голую станцию, и мир вокруг оставался таким же безучастным и к горю людскому и к радостям.
«Что это за рассказ? — думал Сайкин, стоя на балконе. — То ли это сатира на нашу убогую провинциальную жизнь, то ли просто Пашков давит на слезные железы. Непонятно. Но если это сатира, заслуживает ли Надя со своим добрым сердцем и ей подобные добрые люди этого плевка? Ну, с этим Угольком все ясно: дешевый подонок, каких пруд пруди. Да и туповатая Надя со своей большой бессмысленной любовью тоже хороша… Наконец, эти двусмысленности: женщина с яйцами. К чему это?»
* * *
Стало прохладнее, ветер стих. Сайкин услышал, как в прихожей отчетливо тренькнул звонок. Он пошел открывать дверь, думая, что Пашков, не привыкший к удобствам, конечно же, не воспользовался такси, а добирался на метро. Не спрашивая, Сайкин распахнул дверь и впустил Пашкова в прихожую. «Неплохо выглядит старик после отдыха на море, — подумал он. — Можно бы его к врачам на консультацию отправить, пусть подлечится». Прерывисто дыша, Пашков с усилием стягивал тяжелые, до блеска начищенные ботинки.
— Лифт не работает, пешком поднимался, — сказал вместо приветствия Пашков. — Поздно вы, Виктор Степанович, назначаете деловые встречи.
— Для деловых встреч не существует понятий «поздно» или «рано», на то они и деловые, — проворчал Сайкин, жестом приглашая писателя в свой кабинет.
Горела только настольная лампа, ярко освещавшая пухлые папки с тесемками. Сайкин зажег верхний свет, глядя, как медленно Пашков идет к стулу у письменного стола, снова подумал почему-то о врачах. Сходив на кухню, Сайкин поставил на поднос початую бутылку коньяка, рюмки, вазочку с печеньем, чищеные орехи, заварил крепкий растворимый кофе. Он вернулся в кабинет, поставил поднос на низкий журнальный столик на колесиках и подкатил его ближе к Пашкову. Сайкин наполнил рюмки.
— Давайте выпьем за то, чтобы наше деловое сотрудничество и в дальнейшем оставалось столь же плодотворным, — сказал он.
Пашков криво усмехнулся.
— Вы, Виктор Степанович, стали изъясняться высокопарно. Откуда это?
— Просто я доволен нашим сотрудничеством.
— Бросьте, какое уж там сотрудничество. Издеваетесь вы, что ли? — Пашков поднял рюмку и отпил глоток коньяка.
— У меня есть к вам предложение. — Сайкин дотянулся до пачки сигарет, лежавшей на письменном столе, и закурил.
— Ведь вы вызвали меня среди ночи не для того, чтобы вести литературную дискуссию?
— Не вызвал, а просто попросил, если вы можете, приехать. Из этого, — Сайкин показал пальцем на папки, — выбрал несколько рассказов, из которых составим большой сборник. Вот список рассказов, которые хочу в него включить.
Он потянулся к письменному столу и подал Пашкову свои записи на листке бумаги. Писатель бегло просмотрел заголовки отобранных рассказов и положил листок на прежнее место.
— Все рассказы мне дороги по-своему. Вы решили издать именно эти, что ж, ничего не имею возразить.
— Может, у вас какие-то иные предложения?
— Нет у меня никаких предложений.
— Вы не будете возражать против некоторых сокращений?
— Конечно, буду. Но что это изменит? Делайте, как знаете.
Пашков махнул рукой, будто отгонял надоевшую муху.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
