кофейне тет-а-тет. Лишь раз за минувшие полтора часа внутрь вбегал патрульный, заказавший кофе и пончики, да и те — на вынос.
— Трескаю?.. За обе?!.. Я?! Что?!
— Ясно-понятно.
— Что тебе ясно-понятно?
— Что в твой адрес редко говорят такие слова.
— Какие?
— Леонард! — Она вызверилась не на шутку. — Я пытаюсь изучить целую папку документов, а ты… — аж привстала от возмущения, — …меня отвлекаешь!
— Я молчал.
— Ты смотрел.
— Скажи ещё, что дышал.
— Тут не уверена, ты какой-то бесшумный.
— Зато ты сопишь, как хорёк.
— Так важно, чтобы последнее слово всегда оставалось за тобой?! — Боже, до чего упёртый! В его возрасте уже о душé стоит подумать, а тут сама непоколебимость. Истинный баран!
— Цыц! — Уокер не успела опомниться, как в приоткрытый рот ей воткнули картофелину фри.
— Дурак что ли?! — Она тут же выплюнула снедь, угодив ему в одежду. — Вот ни о чём не жалею! Тебе пять или пятьдесят?.. Перестань так пялиться! Леонард! Смит!! АГЕНТ СМИТ!!!
Но было поздно, с абсолютно мальчишеским, сияющим безуминкой лицом мужчина легко вскочил со своего места, смял пригоршню картошки в кулаке и налетел на неё, неизбежно повалив на диван.
— Давай, Уокер, — ладонь угождает в рот быстрее, чем она успевает увернуться, — за маму, за папу, за всех своих родственничков, за… помолвку. У тебя уже была помолвка?
От нелепости чужой реакции, её разбирает хохотом, поэтому, прижавшись к боковой стенке, Вики способна лишь смеяться и отфыркиваться — может с полминуты, а может все пять, — пока картофельный бой не заканчивается в связи с нехваткой снарядов: те разбросаны по её платью или дезертировали на пол.
— Я осознала! Я исправлюсь! — В пораженческом жесте девушка вскинула руки перед собой, — твой возраст — твой главный секрет. Первые пятьдесят лет детства у мужчин, обычно, самые… — и вдруг сообразила, что она все ещё полулежит, а Смит нависает над ней, одной ладонью упираясь в спинку дивана, а другой держась за столешницу, и на физиономии нет ни намёка на баловство. А если есть, то совсем иного рода. — Отпустишь меня?
— Нет. — У него серьёзный лоб, словно судорогой свело. — Я не отпущу тебя, Непризнанн…ый пожиратель картошки. Мне с тобой ещё ночь не спать.
— Тогда дай встать и отряхнуться.
— Радуйся, что не заставлю стирать свою водолазку, — он резво поднялся сам и, внезапно, дёрнул девушку следом. Удивительно сильно для своего телосложения и как-то… по-молодецки что ли.
Она успела набрать в лёгкие воздуха, чтобы как следует разгневаться, но вышел жалкий писк. На всех парáх Виктория врезалась ему в торс своим откровенным декольте, и крошки с платья посыпались под ноги. Что ж, Леонард не оставил ей выбора, поэтому Уокер хватается за него, лишь бы сохранить равновесие.
— И что всё это… — глаз она не поднимает, но уверена, сверху вниз он смотрит сейчас на её грудь, сплющенную между ними. У неё большая, высокая грудь той формы, которая всегда вызывала у подружек зависть и которую не требуется стягивать лифчиком. Впрочем, сегодня она в белье, о чем свидетельствует кромка проклюнувшаяся в вырезе кружева.
— Грязная девчонка. — хриплым голосом.
Вики не знает, почему так легко поддаётся на провокацию. Ей не впервой, когда мужчина её хочет. Она — сексуальная и умеет этим пользоваться, но без всяких глупостей. Однако институтские романы давно в прошлом, а после аварии был целый год воздержания, который она завершила встречей с Уильямом, поэтому случайных рабочих интрижек в мир Виктории Уокер не завозили.
Но это именно она сейчас замерла, прижимаясь к человеку, которого знает несколько часов, и загипнотизировано смотрела на его ладонь. Та по-хозяйски проделала путь от её бедра на талию, потом прошлась по рёбрам, чуть замедлилась на одной из грудей, будто раздумывая, сжать ту или не стоит, и пальцами вползла в ложбинку.
Там, между двух округлостей, застряла картофелина.
— Смит…
— Просто хотел помочь. — Голос у него бодрый, даже весёлый, но тот кажется Уокер фальшивкой. Леонард отшатывается от неё, как от проклятой, хоть и демонстрируют развязность, хрустя добы́тым трофеем. — Дочитывай давай.
Она едва смогла кивнуть и плюхнуться на диван, зарываясь в записи: «Неправильно, неправильно, неправильно! Он точно подметил, ты — грязная девчонка, которую ведёт от опытного ловеласа, вот и всё… Вот и всё!».
Древние перуанцы, впервые открывшие вкусовые свойства картофельных клубней, даже не догадывались, какими проклятьями их наследие будет осыпать уроженка Окленда Виктория Уокер 1994-го года выпуска.
* * *
У него стадия безудержного восторга, от которого нет спасения. Сам себя Люций сравнивает с человеком, который захлебнулся, уходя под воду, но на самом дне вдруг выяснил, он всё ещё умеет дышать.
Чувство в груди такое, словно вот только сейчас, спустя несколько часов, демон поверил — не галлюцинирует он, не грезится ему она, сидит прямо напротив, живая, даже слишком, и бегает по строкам расширенным взглядом.
Иногда он ловит тот на себе.
Ощущения на грани рыцарских, хотя Люцифер ненавидит геройские побасенки о прекрасных дамах и храбрецах. Никакой он не храбрый, и даже на поле боя явился только потому, что она туда почесала с этой своей тупой, непризнанной уверенностью, что всё обязательно закончится хорошо.
«Я — за тобой, а ты — от меня. И так всегда, такая у нас правда и такая история», — но ведь права оказалась, потом завопит Мими, битвы не было. Едва орды субантр и всех тех мразей, что нашли себе прибежище под знамёнами Мальбонте, двинулись на них, небо озарилось и появился сам зачинщик кровавого пиршества.
— Ликуйте же! — Он спускался в красном зареве, многократно усилив голос, и все взгляды были обращены вверх. Все, кроме одного. Потому что Люцию плевать на эту заварушку с самого начала, с самых папашиных экивóков в сторону безродной собаки, да и занят демон — он выискивает среди толпы Уокер. — Я победил Свет Тьмой, Шепфа повержен! — С гулким, пушечным звуком на побережье рушится чёрная глыба, в которой не трудно различить заточённого бога. — Но это ещё не всё. Ведь я победил Тьму Светом, и Шепфамалум повержен! — По другую руку от Маля падает аналогичная статуя невозможных размеров: внутри навечно упрятан бесноватый брат-близнец Шепфы, его оковы похожи на белоснежное стекло. — И нет теперь ни Света, ни Тьмы! И остался лишь я, что принёс вам Равновесие. Я езмь новый Бог! Преклоните колени! Война окончена, не начавшись, моими стараниями мы уберегли наши стороны от ненужных жертв и теперь построим новый, счастливый мир!
Спустя четверть часа, когда гвалт спадёт и офицеры смогут организовать подобие порядка, Непризнанную будут искать уже десятки знакомых,
