А поскольку сочленения у него были резиновые, то размах его рук был почти двухметровый.
— Восемнадцать килограмм весил, — продолжал врать Федька, не краснея ни одной сигнальной лампочкой.
Нотации Матвея Федоровича не возымели действия. Федька продолжал «заливать» в стороне от хозяина.
Дальше пошло еще хуже. Федька запил. После охоты он хлопал себя по коленкам и требовательно кричал:
— Давай по маленькой! Наливай!
Пил он исключительно чистый спирт и занюхивал маслеными тряпками, которые постоянно носил с собой в ремонтном ящике. На все укоризны Матвея Федоровича он угрюмо возражал:
— Мне спирт нужен для очистки серебряных контактов, смотри инструкцию по эксплуатации — пункт 4.2.18! А не нравится — давай разойдемся. Нашел себе дурака задарма вкалывать, меня уже хорошие люди давно приглашают на большие дела…
И скрипучим, ржавым голосом начинал песню про удалого Степана.
Матвей Федорович запер Федьку в чулане и послал телеграмму зятю, чтобы тот приезжал из командировки и размонтировал наглеца Федьку. Но зять долго не мог приехать, и запертый робот от скуки начал читать подряд все книги в библиотеке Матвея. Золя и Мопассан, Достоевский и Алексей Толстой, Пушкин и Купер заставляли кибера надолго задуматься. Но особенно нравились ему Тургенев, Пришвин и Аксаков. После этих книг он долго сидел у окна и смотрел через окно в зимний сад.
Весной Матвей Федорович вышел с Федькой погулять на пригретый солнцем бугорок. Федька стоял и смотрел кругом так, как будто видел все впервые, потом повернулся и протянул правый манипулятор Матвею Федоровичу.
— Прощай, Федорыч! Не могу я больше с тобой…
И он ушел, не оглядываясь, в темнеющий елями лес. Матвей ходил искать его на следующий день, думая, что Федька свалится, когда кончится бензин, но по следам увидел, что робот нашел брошенную механизаторами бочку с остатками горючего и заправился из нее, а пробку завинтил так крепко, как может это сделать только нечеловеческая рука.
Рассказывали, что видели его весной — он спасал зайцев, попавших в беду при наводнении. Лесник обнаружил как-то лося, застрявшего копытом меж сваленных на поляне бревен. Пока лесник ходил к егерю, кто-то раскидал завал бревен и освободил сохатого. Компания охотников, которая остановилась с ночевкой в лесу, выяснила утром, что из всех до единого патронов кто-то высыпал порох и дробь.
Беспризорные деревенские псы стали бояться разгуливать по окрестным лугам и перелескам с намерением поймать и поживиться молодым зайчонком. Пастух Никанор видел самолично, как с истошным визгом неслась разбойничья стая собак по дороге в деревню, а за ними с длинной хворостиной мчался сердитый Федька.
В самое голодное зимнее время со скотного двора пропала тракторная телега с мороженой картошкой, которую нерадивые механизаторы забыли на улице.
От скотного двора в овраг за Сырой балкой тянулись следы колес телеги, там нашли сваленную картошку, которой с большим удовольствием питались истощенные кабаны.
Потом слухи о Федьке стали стихать, и Федорыч начал подозревать, что произошла какая-нибудь поломка в железном организме железного парня. Федьки.
… Его нашли только следующей весной, когда стаял снег. Он лежал на боку, помятый от выпущенных в него пуль, несколько жаканов пробили насквозь его корпус, дробью были разбиты сигнальные лампочки и датчики.
По пулям было найдено ружье и его хозяин, который признался на следствии, что он загнал на насту лосиху и хотел уже прикончить ее, когда выскочил из кустов Федька и своим корпусом прикрыл лосиху от верной смерти. Разъяренный браконьер всадил все свои пули в железного робота.
На суде он упрямо требовал, чтобы его судили не за убийство, а за порчу имущества…
РЕКА, ТЕКУЩАЯ «НАЛЕВО»
1. Летучий голландец
От гулкого стука упавшего в дверях кабинета тела вздрогнул и зажмурился начальник Саврасской городской автоколонны № 17 Прокопенко. Человек с диким взглядом и в жалком рубище быстро передвигался к нему на четвереньках с явным намерением лизнуть ботинок.
«Ишь, вырядился бичом, — тоскливо подумал Прокопенко, узнав в ободранце прораба СМУ-2 Б. Котогреева, — разжалобить хочет…»
— Христа ради! — истерически крикнул проситель. — Дай машину, Прокопенко, ящик стекла привезти. Жилой дом сдать не могу!
При упоминании о ящике начальник автоколонны поморщился. Что ему этот жалкий ящик! Вздорный груз! Ему нужны были тонны, много тонн. Помноженные на километры расстояний, они давали грузооборот — тонно-километры. Если набегало много тонно-километров, получалась зарплата, которая начислялась шоферам опять-таки с тонно-километров, премия и прочая икебана. Если грузооборот был мал, Прокопенко больно били.
— Слушай сюда, — плантаторским тоном начал Прокопенко. — Вчера давал я городской филармонии «газик», так они мне за то оформили в документах, что привезли восемьдесят тонн дирижерских палочек с Сахалина. Улавливаешь? Плевать я хотел на твой дом и стекло, ты подпиши мне, что мои машины Уральский хребет перевозили, тебе же и в план войдут земляные работы!
— Побойся бога, Прокопенко, — стенал прораб, заламывая руки, — любой ревизор в острог упрячет…
— Ну вот что. товарищ Котогреев, — холодно сказал Прокопенко, — нет у вас порядка на стройке, сплошная неразбериха. В прошлый раз моя машина привезла вам краску для Дома, который еще проектировать не закончили, а потом возили панели для корпуса, который, как потом выяснилось, год назад построили. Не знали куда девать панели эти — домостроительный комбинат назад не берет, а на базу груженая машина по габаритам не проходит. Так и мыкался шофер полмесяца, в летучего голландца превратился. Или мне сообщить об этом в народный контроль?
Сникший Котогреев вынул платок и начал сморкаться.
— Ладно, ладно, — похлопал ставшего почти ручным клиента подобревший Прокопенко. — Нешто за приписки нынче судят? Пойдем во двор, прикрепим к тебе передовика…
2. Хозяин большой дороги
Несмотря на то, что рабочее утро было в разгаре, все поголовье автомобильного стада теснилось на территории автоколонны.
Из окошка кабины ближайшего грузовика торчали подошвы сапог, тело же самого шофера возлежало в кабине в позе султана, пресыщенным взором следящего за томными телодвижениями тружениц сераля. Вокруг кабины вот уже полчаса мелким бесом вились Прокопенко с клиентом и диспетчер.
— Федь, а Федь, — ласковым голосом взывал начальник. — Съездил
