Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Дети были рождены в разное время, разными женщинами, в разных городах и фактически проживали в разных частях огромной страны. Только никто об этом не знал, так как прописаны (конечно же фиктивно) все как один были в купеческом доме. В ответ на претензию об излишках жилплощади Лёва на голубом глазу заявил: «Какие излишки, барышни?! Скоро супружница привезет от родни детишек, престарелую тещу, и мне опять придется спать на раскладушке в коридоре».
Подкрепленный документами довод был убедителен. Тогда комиссия налегла на бабушек – не много ли каждая занимает квадратных аршинов? Ветераны аж подпрыгнули от такой наглости, а после встретили натиск заученными фразами: «Мы представители московского рабочего класса и заработали аршины честным пролетарским трудом. Ежели чего и отпишем, то исключительно соседу Северному. Он многодетный и относится к нам как архангел Гавриил. Не то что вы, нехристи! Кабы не такие, как он, так и Николашку бы с трона не скинули!..»
Заслышав решительные речи, пронизанные православным и марксистским гневом, комиссия поспешила ретироваться и больше в купеческом доме не появлялась. Лёва снова расправил плечи, ну а старушки получили на ужин заслуженный белый хлеб с клубничным вареньем и уснули в своих комнатах с блаженными улыбками на устах.
…Кумекать Лёва умел – недаром большую часть жизни провел в Москве, а не в Балашихе или в Гольянове. После серьезного разговора с доктором в его голову лезли мысли о подкупах должностных лиц из Госбанка и о прочих финансовых аферах. Потом мыслительный процесс вильнул в сторону обычного борделя. А что? Это было проще, дешевле и, как говорится, стоило меньших нервов.
Идея понравилась, но смущала сама ее суть – Лёва Северный никогда не видел себя в роли заурядного бардача[21]. Положение уважаемого московского вора не сожительствовало со специальностью владельца притона примерно так же, как молоко не желало соседствовать в желудке с селедкой.
И тут помог случай. Белуга издавна любил отметить удачное дельце банды Северного поллитровкой самогона или дозой хорошего марафета. С самогоном было все просто, а вот марафет ему поставлял Авиатор, который мог достать что угодно. Авиатор и вышел на человека, присылавшего в Москву незнакомый и очень сильный препарат. Попробовав его, Белуга пришел в восторг и тут же предложил Лёве организовать наркотический притон. «А ведь неплохая мысль! – подумал тот. – Марафет, какого бы он ни был происхождения, завсегда ценился и уважался в криминальном мире. Это не бордель с проститутками. Это совсем другой коленкор!»
Так и завертелось. Лёва дал согласие Белуге, тот переговорил с Авиатором, Авиатор вышел на поставщика с предложением о поставке оптом приличных партий препарата. В общем, через некоторое время Лёва Северный стал счастливым обладателем двух комнат в купеческом доме, где и начал потихоньку принимать гостей, страждущих неземного наслаждения.
Все гости были проверенными и при деньгах, умели держать язык за зубами. Каждому Лёва неоднократно сказывал: «Желаешь получать удовольствие – приходи, плати бабки и получай. Только делай все тихо и аккуратно. А ежели меня накроют, то навсегда позабудешь о хорошем марафете».
…Последнее местечко, куда Лёва заглядывал с особым удовольствием, было небольшое помещение с недавно установленной новенькой чугунной ванной. Помимо самой ванны здесь появилась керамическая плитка на стенах, новые трубы, краны иностранного производства, два матовых плафона на изогнутых мельхиоровых ножках по обе стороны от овального зеркала, блестящие крючки и полочки из того же мельхиора. И множество других причудливых деталей интерьера.
Все это делалось Лёвой на будущее. Кто знал, сколько еще продержится организованный им притон – полгода, год, два?.. Люди, поставлявшие ему чудо-марафет, поговаривали, будто запасов его осталось немного. К тому же беспокоил неизменный риск, рука об руку идущий с такими опасными затеями. А тут еще несчастье с пловцом, прыгнувшим с лодки в воду и не вернувшимся на поверхность. В общем, притон притоном, а обустроенная квартирка в кирпичном доме никогда не помешает. Ее можно с выгодой сдавать, а можно при случае и сбыть за хорошую цену. Хотя о продаже Лёва думать решительно не хотел. К чему торопиться? Район хороший, спокойный. От Грохольского до Садового всего-то два квартала и столько же до Бульварного. Это ж почти центр! Да еще эти слухи, точившие Лёвину стабильность, словно могильные черви. В Москве народ все громче поговаривал о грядущей денежной реформе. Дескать, офицерье вернулось с войны при больших деньгах, и товаров в стране на эти средства не набрать, и ежели все разом придут отовариваться, то экономика государства затрещит по швам. Потому продавать купеческий дом и держать немалое богатство в ненадежных бумажных купюрах Северный опасался.
Закончив осмотр владений, он снова посмотрел на часы и подошел к двери. Отодвинув толстый засов, приоткрыл тяжелую дверь, выглянул в образовавшуюся щель. На крыльце и рядом с ним никого не было. Прямо через двор грустно вздыхала гармонь, справа в переулке переговаривались женщины.
Лёва запер дверь и направился в большую кладовую, располагавшуюся в торце дома. В кладовой имелось оконце, через которое можно было осмотреть часть Грохольского переулка.
Напротив торца купеческого дома точили лясы две дородные тетки. Одна в светлой косынке и с хозяйственной торбой, другая – простоволосая, с полным тазом свежевыстиранного белья.
– Где же его носит? – сплюнул Северный на пол. – Неужто и вправду попался? Этого нам недоставало…
В миру Авиатора звали Борькой Гулько. Кличка прицепилась за ним потому, что ранее он занимался контрабандой, за что и отмотал два приличных срока. А всех контрабандистов в Москве издавна величали «авиаторами».
Раз в неделю Лёва выдавал Борьке приличную денежную сумму. Из своей квартиры тот прихватывал потертый саквояж со сменой белья и дюжиной вареных яиц, совал за пояс старенький «ТТ» со сбитым номером и уезжал на поезде с Ленинградского вокзала за чудо-марафетом. Возвращался он через трое или четверо суток – уставший, но счастливый, ибо за каждую удачную ходку ему полагался изрядный куш. После поездки он пару дней отсыпался и отдыхал, потом вновь являлся к Лёве за бабками и топал на Ленинградский вокзал…
Притон работал без перебоев. Гостей опасливый Лёва специально приглашал группами по три-пять человек не по строго заведенному графику, а в разные дни недели и в разное время суток – когда днем, когда вечером, а когда и глубокой ночью. Имело значение для конспирации и то, что дом стоял в отдалении от других жилых строений, и то, что Лёва требовал от гостей железной дисциплины – не шуметь, не петь, на улицу под марафетом носа не казать. За исполнением сих правил
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
