снадобье с лимоном от корабельного лекаря, которое тот строго-настрого велел принимать ежедневно, действовало безотказно. После отступившей морской болезни — или всё же из-за реальности побега из Вердены? — Селин начала наконец замечать яркость изменчивой красоты бескрайних пейзажей и людей вокруг себя…
Ей становилось лучше вопреки множеству неудобств и отсутствию привычных вещей из дворцовой обстановки. Локоны стали жестче от морского воздуха, а лицо зарумянилось от первого в жизни загара — непременно сделавшего бы её мишенью ядовитой критики среди придворных дам… Но по мере удаления от континента невидимая тягостная связь с ним всё истончалась. Душу постепенно заполняли позабытые светлые чувства радости и безмятежности.
Она ловила себя на том, что стала улыбаться на неуклюжие каламбуры Антуана и тихонько, как и прежние времена, делать знаки Бруту быть снисходительнее и воздерживаться от привычных сомнительных шуточек в адрес юного наследника семейства де Сюлли. А в минуты размышлений над скрупулёзно составленным де Фонтенаком фолиантом о Да-Гуа ее то и дело увлекало наблюдение за жизнью мореходов.
И раз за разом, окрылённая, растерянная новизной собственного счастья, она обрушивалась оземь в привычные стыд и вину за свои же впечатления.
— Может ли всего лишь месяц в пути исцелить от горечи утрат? Разумеется нет, — повторяла про себя Селин, укоряла за неуместное воодушевление и возвращалась в мрачные мысли.
Впрочем, ненадолго. Ведь пребывать в сосредоточенной скорби на «Крылатом Марлине» мешало решительно все: изумительная свежесть играющего с парусами ветра, солнечные отблески на волнах, безмятежные пурпурные закаты, случайно подслушанные матросские шутки и конечно же очередные выходки кузена…
Вместо оздоровительных зелий Антуан де Сюлли предпочитал крепкое спиртное, чем и сохранял бодрость духа. С бутылкой, торчащей прямо из кармана камзола, он с удовольствием бродил по палубам. Его вылавливали из балластного отсека, выводили из камбуза, доставали из шлюпки, в которой он вздумал схорониться, играя в прятки… Его обнаруживали даже в таких местах, о существовании коих не принято упоминать в приличных домах… Когда же Антуан начинал засматриваться на мачты, к нему, припадая на металлический штырь вместо ноги, подходил боцман и заглядывал в лицо со значением. Вот и сейчас Кузен расхаживал по верхней палубе и раскрывал объятия ветру, что вздымал благородную вьющуюся шевелюру и превращал камзол в подобие паруса.
Или даже флага.
Румяный от восторга, он дышал хмельными парами в кузину: — Вот он — дух свободы! Ты ведь его чувствуешь, Селин⁈ Нет больше назиданий и дурацких правил!.. Отныне — мы сами по себе! Мы теперь творцы собственной истории!
Наблюдая за братом, Селин всё же отметила некоторую зависть к его наивной безмятежности:
— Всецело разделяю твои восторги… Однако пока ты не понимаешь, дорогой кузен… Мы не только «творцы своей истории». На нас — великая ответственность. Остров, куда мы плывем — прежде всего лакомый кусочек для фракций из-за богатых ресурсов. И мы станем помехой для тех, кто хочет растащить Де-Гуа на части…
— Помилуй! Чего же может быть ценного в дремучей провинции?..
— Например, богатые залежи руд и самоцветов для всякого производства. Древесина ценных пород. Также — разнообразная флора и фауна, о каких мы на континенте никогда и не слышали… Де Фонтенак потрудился на славу…
Антуан только моргал на её доводы. И не понимал.
Селин пролистала несколько страниц фолианта от и мрачно добавила:
— И конечно же… живой товар. Именно оттуда, с Да-Гуа, в качестве рабов вывозят на континент аборигенов…
— Мнэээ… разумеется, это крайне негуманно… — как бы ни был навеселе, Антуан всё же задумался, — Но решительно не понимаю, мы-то там станем причём со всеми их проблемами?
— Бордели и таверны там тоже есть, вашблагородие. Тебе определённо некогда будет скучать, — раздался голос Брута.
Гвардеец сидел неподалеку на бочке и сосредоточенно полировал клеймор.
Зеркальный блеск стали то и дело отбрасывал солнечные зайчики. Блики скакали вверх по парусам, метались по такелажу, палубе и по спинам матросов, что, казалось, навеки обречены драить дощатый пол.
— Чего это ты себе вообразил? Считаешь, будто я не смогу стать хорошим управителем⁈
Гвардеец хмыкнул:
— Не, ну тебе доверят выбор штор в опочивальне да десерта к ужину… Уж простите, вашблагородие, мы с тобой давненько ноздря в ноздрю…
— Ч-тоооо⁈… Да ты… Ты всегда меня недооценивал! Как и мой отец! — вскипятился Антуан. — Зачем только мы тебя вообще с собой взяли!.. Ты слишком старый и косный!
— Согласен. — Брут отложил меч и встал в стойку. Сжатые кулаки прикрыли ухмылку. — Старый и костный я в любой момент могу сделать из тебя, открытого новому и прекрасному, молодую и румяную отбивную. На кулаках. En guard! А ну докажи, что мои тренировки не прошли для тебя даром!
— Вызов принят! Как жаль, что мне приходится преподать урок человеку в столь почтенном возрасте… — Антуан небрежно разминал суставы.
— Эй, я старше тебя всего в полтора раза, сопляк!..
— Старик, не «в полтора раза», а на пятнадцать лет, если быть точным. Но нет, разве вправе я винить человека, чудом дожившего до седин, в неумении простейших арифметических счислений…?
Не веря собственным ушам да и глазам, Селин зажмурилась и вздохнула.
— Брейк, бойцы! Мореходы ещё подумают, что вы это всерьёз… — она помахала бумагами в своих руках, — Лучше уж пустите силы на нечто дельное. Например, поразмыслите, какие реформы следует провести на острове, дабы охладить накал между фракций. Если отбросить все витиеватые «реверансы» из донесений, в сухом остатке мы имеем, что Да-Гуа находится чуть ли не на грани гражданской войны… И на нас возложено ни много ни мало — остановить закоренелую вражду местных племен и рассорившихся между собой пришлых. Но важнее всего — покончить с главным злом — работорговлей!
Оба замерли и в удивлении уставились на де Круа.
— Что⁈ Птичка, ты же это не серьёзно?
— Брут, я же просила… Без панибратства!
— Вы оба выросли у меня на глазах, так что имею право… Только ты мне зубы-то не заговаривай. Я так и понял, что нашей задачей станет утихомирить солемских святош, акифских алхимиков и прочих неплательщиков пошлин. Ну может ещё дикарей, которые чего-то там не поделили. Но ты… Погоди… что ты сказала про рабство??? Ты точно не перегрелась сегодня на солнце? Может этот старикашка чёт не то в снадобье от морской болезни подмешал⁉ Как там его…
— Маркиз. Его зовут Маркиз, — в подсказке послышалась ирония, — За месяц плавания вы впервые слышите это имя? Очень не советую называть его старикашкой даже между собой. Мало ли… Расстроите ещё, и вот тогда даже тщательный выбор ингредиентов нашего кока вас не убережёт от
