мы шли втроем вдоль перехода. Они общались. Я злился и молчал.
Уж не ревную ли я? Надо было это проверить.
Пока мы ждали поезда, неподалеку от нас стояла целующаяся гетеро-парочка.
– Слушайте, – начал я. – Видите тех двоих?
Я указал кивком головы на парня и девушку.
– Я хочу, чтобы вы сейчас сделали то же самое.
Реакция последовала незамедлительно. Марта впилась своими губами в губы Макса. Черт побери, кажется, я начал возбуждаться. К счастью, подъехал поезд, и через пятнадцать минут мы уже курили у входа в клуб.
После того, как мы зашли и сдали в гардероб наши куртки, Макс направился прямиком в туалет. Я приобнял Марту и прошептал ей на ухо: «Я хочу, чтобы ты направилась за ним и утихомирила его волнение». Она подмигнула, облизала губы и удалилась вслед за Максом.
В скором времени начался концерт. Я стоял недалеко от сцены, оглядывался по сторонам, а их все не было. Они сами нашли меня, довольные, помятые. Я знал, что для каждого из них это был первый опыт секса в общественном месте. И почему-то был этому искренне рад.
Марта подошла ко мне вплотную и спросила:
– Красавчик, как насчет угостить даму пивом? – Тут ее рука сжала мой член через джинсы и она продолжила: – А я, в свою очередь, рассчитаюсь минетом.
Вечер обещал быть безумным.
Далеко за полночь.
Мы пьем пиво, сидим на кровати и молчим. Мы знаем, что ждали и волновались не ради разговоров. Каждый предвкушает, что реальность окажется лучше, чем нарисованные воображением картинки.
Больше всех волнуется Макс. Это заметно.
– Мне надо в душ, – говорит он. Допивает пиво и уходит, прихватив сигареты.
Кровать у Макса одноместная, поэтому я прошу Марту приподняться и стаскиваю матрас на пол. Приземляюсь задницей на пружины и жестом подманиваю Марту к себе. Мы начинаем целоваться. Ее волосы пахнут цитрусовым шампунем и перхотью. Мои ладони и лицо пропадают в них, я не могу надышаться. Макс возвращается и осторожно опускается за спиной Марты. Я занят промыванием ее ушей, поэтому она не слышит его возвращения. Сквозь волосы Марты я смотрю на него, он смотрит на меня. Наши руки встречаются под юбкой. Не отрывая взглядов, мы запускаем пальцы в вульву Марты, она издает стон, после которого впивается мне в сосок. Макс начинает снимать джинсы, я стягиваю с Марты джемпер. Нам потребовалось немного времени, чтобы избавиться полностью от ставшей тесной местами одежды. На нас осталась только кожа, жаждущая прикосновений, облизываний, укусов и немного поцелуев.
Марта встает на четвереньки. Макс трется членом о половые губы и клитор, потом аккуратно входит в глубины Марты, так свет от фонарика исследователя медленно ползет по стене, пока не рассеется в глубине пещеры. Марта не успевает издать и звука, потому что мой член наполовину уже погружен в ее рот. Постепенно с Максом мы входим в ритм, постепенно ускоряясь. Марта постанывает в нос…
Я заранее просил Макса не торопиться расставаться со спермой, поэтому через несколько минут он прерывается и ложится на спину. Отдышавшись, Марта садится сверху и полностью принимает в себя его член. С собой у меня была анальная смазка. И пока Марта, как безумная скачет на Максе, который, в свою очередь одной рукой держит ее за горло, а другой сжимает грудь, я выдавливаю добрую половину содержимого тюбика на головку своего пениса и начинаю поступательными движениями наносить смазку вдоль своего ствола.
Судя по всему, Марта кончила, так как слезла с Макса и теперь жадно сосет его член, так же жадно покаявшийся вкушает хлеб пропитанный вином, что вложили в его уста. Продолжая дрочить, я опускаюсь на колени и начинаю посасывать анальное кольцо Марты, периодически погружая язык в анус и вылизывая его изнутри. Свободной рукой убеждаюсь, что она и вправду кончила – стенки вульвы все еще сокращаются. Я выдавливаю еще немного смазки на член и начинаю вводить его в анал.
Не знаю, что со мной произошло в тот момент, возможно эндорфины достигли глубин мозга и разум мой помутился, но ебал я ее, как заведенный, себя не помня, развешивая удары ладонью по ее ягодицам, спине, груди. Пока я долбил не щадя ее очко, она не щадила члена Макса. Кончили мы все одновременно. Как в неправильной сказке, где Белоснежка заебалась ждать принца. Марта в предобморочном состоянии сползла на бок, часто и глубоко дыша. По ее щекам и бедрам медленно стекала сперма. Я лег рядом и долго ее целовал.
Я думал о том, что не просто так мы очутились все трое в этой комнате и занимаемся в ней тем, чем занимаемся. Мы близки не только телами, но и своим прошлым. Я, Макс, Марта – мы все проебали свое счастье. И теперь за глаза и при встрече, если такое вообще случается, называем его «другом», «подругой», «бывшим», «бывшей»… И все, что осталось, это ебаться. Дико, отчаянно, грубо. Чтобы хоть как-то восполнить утрату. Нам не нужна нежность и любовь. Мы их боимся и от них бежим. Возможно, я ошибался.
Марта со словами: «Без меня не начинайте», уходит подмыться.
Макс тянется за сигаретами, прикурив две, протягивает одну мне. Мы лежим на спинах и смотрим в потолок. После нескольких затяжек он спрашивает:
– Айк, объясни мне, как ты вот так можешь?
– Могу что?
– Так жестко ебать живое существо. Я смотрел на происходящее, на твои напряженные руки, набухшие вены, пот, выступающий на лбу и, представил, что, если бы существо было неживое, ты своими действиями вернул бы его к жизни и продолжил опять-таки ебать, пока не отправил на тот свет вновь. Так мне показалось.
– Понимаешь, дружище, – Марта вернулась и теперь стояла в дверях и обтиралась полотенцем. – Запомни одну простую неписаную истину: любовью занимаются с любимыми, все остальное – ебля. Ты согласна со мной, детка? – обратился я к Марте.
Она бросила полотенце на пол и направилась к нам.
– Я прослушала. О чем вы? Хотя все равно. Потом расскажешь, давайте лучше трахаться.
Мы испытали поочередно еще несколько оргазмов. Макс познал, что такое фистинг. Марта, что такое сквирт. А я просто был рад за них.
Когда они заснули в объятиях друг друга, в голове начали возникать вопросы, на которые не получалось самому себе дать ответа. Правильно ли я поступил тогда, когда снял Максу проститутку? Что, если волнение его перед тогдашним животным сношением было неслучайным, и это был крик чего-то чистого, молящего его не замарать. Не тащу ли я
