Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
размер – всего сорок два миллиметра. Чтобы сработал затвор, достаточно потянуть за эту тонкую ниточку, – торжествующе заключил он. – Камеру можно спрятать в сумочку. Хотя, конечно, было бы лучше получить разрешение на съемку. – Он весело подмигнул.
– Просто невероятно! – Лили с благоговением и трепетом посмотрела на маленькое устройство, которое казалось самым что ни на есть колдовским творением. Для Лили фотографирование было долгим и ужасно утомительным мероприятием, во время которого приходилось часами стоять неподвижно, отчего лицевые мышцы застывали в одном положении, и человек выглядел как угрюмая восковая кукла.
– Появление новых интересных изобретений – отличительная черта нашего времени, не правда ли? – улыбнулся господин Хакаби.
– И ваш знакомый хочет, чтобы я написала статью для газеты? – Лили взволнованно потерла щеки. – Но о чем же?
– Он думал о какой-нибудь документальной хронике о бедняках. Не знаю, заметили ли вы или нет, но английское общество проявляет повышенный интерес к так называемому трущобному туризму.
Лили кивнула, а потом спросила:
– Но разве этот интерес не должен пресекаться?
– Должен. По крайней мере, в существующем виде. Ужасно смотреть на больных и бедняков как на предмет развлечения… Однако некоторым людям небезразлично, как живут нуждающиеся, что уже привело к благотворительным фондам и программам реновации… Мы должны указывать обществу на его недостатки. Богачи находятся в социальной и культурной изоляции, из-за чего даже не подозревают об ужасах, которые творятся в бедных районах. Они живут на роскошных улицах, в своих особняках, не желая иметь ничего общего с остальной частью города. Все мы несем ответственность за это!
Лили вздрогнула, невольно вспомнив, как Йо отвел ее в трущобы. В тот жаркий летний день она впервые осознала, какая глубокая пропасть существует между людьми из разных сословий и какая бездна кроется в сердце ее любимого города, всегда казавшегося таким величественным и прекрасным.
– Покажите людям, что видите! – сказал господин Хакаби с воодушевлением. – И напишите об этом! Вам всегда удавалось замечательно подобрать слова.
– Но… камера же очень дорогая… – Лили с ужасом подумала о скромном ежемесячном пособии, которое втайне от Генри выплачивали ей родители. Лили воспринимала эти деньги как своего рода контрибуцию за нежеланный брак. Она берегла каждый шиллинг и складывала деньги в банку, которую прятала глубоко в шкафу за постельным бельем. Лили не копила ни на что определенное, но накопления давали ей ощущение безопасности. Она не могла с ним расстаться. – Я не могу позволить себе такую покупку, – с грустью призналась она.
Господин Хакаби серьезно кивнул.
– Давайте считать ее ссудой. Расплатитесь со мной после того, как закончите статью.
– Нет, я не могу ее принять! – воскликнула Лили.
– Конечно, можете! Более того, должны, – возразил господин Хакаби, вложил фотокамеру Лили в руки и накрыл их своими большими ладонями. – Отказ я не приму.
Час спустя Лили взбежала по ступенькам на крыльцо современного особняка, в котором жили они с Генри и Ханной. Было уже около четырех, а ей еще предстояло переодеться. К чаю Лили ожидали в длинном платье, перчатках и шляпке, которые в этой стране было принято носить даже в помещении.
Шляпка пришлась очень кстати – помогала скрыть синяк. Генри поступил очень неосмотрительно, ударив Лили по лицу. Обычно он вел себя осторожнее. Впрочем, в тот вечер Лили и правда наговорила лишнего… Опомнившись, Генри пришел в ужас от самого себя. Окружающим было сказано, что она неудачно упала.
После того, как Мэри помогла ей переодеться и привести себя в порядок, Лили проскользнула в гостиную и с облегчением вздохнула: там никого не было. Она не знала, кто сегодня придет. Генри почти каждый день приводил домой гостей, чтобы Лили не скучала, в основном – будущих врачей, с которыми познакомился в университете, и их скучных жен, с которыми у Лили не было ничего общего. Вздохнув, она села на расшитый узорами диван. На столе уже стояли изящные чашки из дорогого британского костяного фарфора и серебряный поднос с сэндвичами, булочками, пирожными и прочей выпечкой. Сэндвичи с огурцами Лили не любила, булочки считала сухими, а выпечку – жирной. Увидев еду, она, как и каждый день, с тоской вспомнила Герту и ее абрикосовый пирог. Лили понимала, что намеренно настраивает себя против Англии, ее обычаев и нравов – в знак безмолвного бунта, доставлявшего ей невероятное удовольствие. «Женщинам только и остается, что бунтовать молча», – подумала Лили, глядя на еду. Ну, может быть, не совсем…
Лили с радостным предвкушением подумала о камере у себя в сумочке, потом вдруг поймала свой взгляд в зеркале над камином. Встала, подошла ближе и с минуту себя рассматривала. Рыжие локоны, как и обычно, непокорно вились вокруг лица и выбивались из замысловатой прически. Бесчисленные веснушки ярко выделялись на белой коже, а в освещении салона голубые глаза смотрели жестко и пронзительно.
– Ты изменилась, – частенько говорил Генри в минуты затишья, почти печально глядя на Лили поверх стакана с виски и словно пытаясь понять, кого же видит перед собой на самом деле. – Та милая девушка, которую я некогда знал, исчезла без следа.
– Я никогда не была милой, – всегда отвечала Лили с едва скрываемым презрением. Впрочем, она прекрасно понимала, что Генри имеет в виду. Просто их представления о мире отличались. Лили назвала бы прошлую себя «наивной, конформистской, непросвещенной». Генри имел в виду наивную Лили. Лили, которую мог подчинить своей воле, которая не имела ни малейшего представления о мире, о политике и социальной справедливости. Которая не имела ни малейшего представления о том, кто она и кем хочет стать.
Генри был прав: она изменилась. Она сама замечала это, когда смотрелась в зеркало. За последние несколько лет Лили повзрослела, и было видно, что ей пришлось пережить много печалей. «И горестей, – подумала она. – Я выгляжу уставшей. И грустной». Она потрогала синяк и поморщилась от боли.
Внезапно ей пришла в голову одна мысль. Она поспешила к себе в комнату, вытащила из сумочки камеру и подошла к зеркалу. Повернула голову в сторону, потянула за шнур и, не до конца понимая, зачем это делает, сфотографировала синяк.
– Фра-а-анц! – Пронзительный голос Розвиты эхом разнесся по дому.
Он закрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул сквозь зубы, положил руки на комод и бросил на свое отражение встревоженный взгляд.
– Фра-а-а-анц! – Конечно, она не давала ему покоя. Она никогда не давала покоя. Через две секунды она ворвалась в дом. – Вот ты где, разве ты не слышал, как я звала?
Франц не ответил, только с легкой усмешкой приподнял брови. За два года супружества он понял, что
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
