были уже близко, я прорвался по центру. Я открылся на левом фланге, когда вратарь уже вышел из ворот, и оттуда выполнил мощнейший удар левой, но Гомес отбил. Рикошет перехватил Паскулли и почти забил. Мы очень хорошо разыграли тот мяч, очень хорошо. Также присоединился Барбас, и сформировался настоящий феномен.
При всем этом мое разбитое (болельщиком!) колено стало темой государственной важности в Италии. Особенно в Неаполе. Они даже отправили доктора Акампору, нашего местного врача, чтобы он проверил мое состояние. После осмотра Акампора сказал: «В таких условиях в «Наполи» вам бы не позволили играть». Моя реакция была предельно ясной как для него, так и для всех: «Я два года ждал отборочного тура и звания капитана, я мечтал об этом моменте. Колено не помешает мне наслаждаться им. Если итальянский врач приезжает, чтобы сказать мне, что я не могу играть, я отвечу: пусть он садится на первый самолет и возвращается обратно, поскольку я все равно буду играть».
Врач приехал не один, с ним был Пиерпаоло Марино, спортивный директор клуба. Все, кроме меня, были жутко напуганы. Меня проверили за час до матча, осматривали, словно я какая-то неведомая зверушка: два итальянца, Мадеро, Фернандо Синьорини, который был моим спортивным врачом и знал мое тело как никто другой, мой брат… И колено повело себя хорошо. В любом случае я собирался играть. Повторюсь, эта история с коленкой продолжалась долго. И мне очень нравится, как она закончилась, сейчас расскажу.
Да будет гол
Однако завершить отборочный тур было важнее всего. Приближались два матча с Перу, сначала в Лиме, потом в Буэнос-Айресе, и они были ужасны. Таких страданий на поле, как в тех двух играх, я больше не припомню. Причины их были разными. В первом матче – из-за защитника Рейны, которого поставили опекать меня, это все помнят. Он за мной проследовал до самой Гаваны, сукин сын! Серьезно, когда я был там, он отправил мне мяч.
Помню, как в какой-то момент я ушел с поля, чтобы врач меня осмотрел, и он остался у бортика и ждал меня. Этот человек не играл, а просто преследовал меня!
Было воскресенье, 23 июня, и мы проиграли 1:0, гол забил Облитас. Повторюсь, мне нравится, когда защитника ставят лично для меня, потому что я от них избавлялся одним махом, но тот тип переборщил. Как Гентиле в 1982 году, который просто забил меня ногами. Я ничего ему не говорил, ни слова, поскольку моим оружием против подобных выходок всегда была игра. Всегда.
Сегодня, спустя 30 лет, Рейна не продержался бы и 45 минут на поле. А в тот раз отыграл все 90. Я помню, что после игры поговорил в отеле с каким-то журналистом и рассказал ему, как мне было паршиво, не только из-за поражения. Думаю, если бы мне потребовалось выбрать какой-либо матч, чтобы объяснить, как трудны отборочные игры, я бы привел в пример этот. В тот вечер Барбитас сыграл в основном составе, мы чуть больше прикрывали друг друга в центре и уже начали играть с Вальдано вдвоем впереди. Не все вышло удачно, и я начал беспокоиться о том, что нас ожидало. До того момента мы поступали правильно. Но если бы мы провалились в самом конце, то наши надежды полетели бы к чертовой матери…
Клянусь тебе, пару лет назад, когда мы играли на стадионе «Монументаль» против Перу в отборочном турнире в Южной Африке, мне в голову снова пришли те ужасные картины. В тот раз я сказал, что никогда мне не было так страшно на поле, и, смотри-ка, судьба снова послала мне подобную ситуацию. Пойми меня правильно, я не то чтобы не верил в нас или в себя, но казалось, что все было против, все. Плохое поле, дождь, перуанцы, которые вдруг начали играть как «Бавария». Это правда, у них имелись хорошие игроки, не только Рейна. Еще был Веласкес, Куэто, Урибе, Облитас.
В свое время осознал, как трудно быть тренером, когда хочешь выйти на поле и сам забить мяч, но не можешь. И как трудно играть с травмой: я был в плохом состоянии с этим проклятым коленом, которое сильно болело. Все было в порядке с игрой, но я хотел отправить мяч в ворота с углового и у меня никак не выходило. В голове без остановки крутилось: утешительный матч, утешительный матч… Если мы проиграем, то мы будем играть утешительный матч, а оставалось всего 10 минут, и мы проигрывали 2:1.
Ужас, ужас, какие это были страдания!
В том матче вместо Клаусена сыграл Камино, и в первом тайме он выкинул Франка Наварро хорошеньким пинком. Он выкинул его с поля! Спустя 10 минут мы уже вели 1:0, гол снова забил Педрито, но перуанцы сравняли счет и обогнали нас уже в первом тайме. Тогда меня стали беспокоить мрачные мысли.
Я хотел плакать от полного бессилия. Я говорил: «Как это возможно, старина?» Все было так просто, мы так хорошо играли, и вдруг две их атаки и два гола. Я не мог это объяснить.
В перерыве мы все переругались, потому что знали: мы проигрывали по нашей вине, из-за наших собственных ошибок. В раздевалке Билардо не дал нам никаких указаний, не прокомментировал эти два гола, промахи. Он крикнул, чтобы мы перестали уже гонять без толку мяч по полю и прошли в чемпионат мира.
Большая ошибка…
Потому что мы выбежали на поле как сумасшедшие и были близки к тому, что нам забьют еще один гол, а не мы сравняем счет. Время летело… Я наблюдал за часами на табло стадиона и думал: «Да в чем дело? Его специально ускоряют?» Я вспоминал, как боксер Карлос Монсон на ринге Луна Парк смотрел на часы в раунде против Бенни Бриско. Но только я не был слаб. Колено не давало мне делать то, что я хотел, болело ужасно, но нужно было выходить.
Я отбежал назад, чтобы войти в игру и попытаться делать голевые передачи, но был один очень важный мяч, и принадлежал он не мне. Нас выступало двое против троих: Барбадильо, Урибе и кто-то еще против Троссеро и Эль Пато Фильоля. Если бы Урибе сделал пас Барбадильо, то нам бы забили третий гол и конец нашему чемпионату мира. Но когда Урибе сам устремился к воротам, он поскользнулся и грохнулся. Тогда Эль Пато перехватил мяч, и мы вышли из этой атаки без ущерба.
И в
