теряя ни секунды, сказала:
— Я хочу, чтобы ты каждое Рождество была дома.
Это был не вопрос. Не просьба. А приказ.
Я сидела неподвижно.
— Бабуля…
— Мне не нужны никакие оправдания, — строго сказала она. — Я хочу, чтобы ты дала слово, что будешь приезжать домой каждое Рождество. Я не могу продолжать жить, когда моя внучка находится на другом конце света, и я ее не вижу. Мое сердце больше не может выносить эту боль и тоску.
Я испуганно ахнула.
— О, Боже! С твоим сердцем все в порядке? — в ужасе спросила я.
— С моим сердцем все в порядке, — заверила она меня, — но оно не будет в порядке в будущем, если ты не будешь приезжать домой каждое Рождество.
Я на мгновение уставилась на нее, а потом решительно ответила.
— Ты… Ты приказываешь мне, чтобы я приезжала домой каждое Рождество. И угрожаешь тем, что у тебя может случиться сердечный приступ?
Она пыталась надавить на мое чувство вины своей старостью и раньше, когда хотела, чтобы я вернулась домой из Нью-Йорка. Но когда это не сработало, она перестала со мной разговаривать. Похоже, она подняла ставки. Я не знала, злиться мне или удивляться.
Моя бабушка посмотрела на свои ногти и пожала плечами.
— Я бы не сказала, что угрожаю тебе. Просто хочу прояснить, что если ты будешь продолжать держаться подальше от своей семьи, а у меня случится сердечный приступ и я умру, то это будет твоя вина.
«Она опять это делает», — сказала я себе. Просто мастер убеждения.
— Бабуля!
— Я знаю — это самое ужасное, что может случиться, — ответила она, качая головой в знак согласия.
Сумасшедшая старая летучая мышь!
— Я не могу в это поверить, — сердито заявила я. — Я даже не знаю, как реагировать на что-то подобное.
Она дьявольски улыбнулась.
— Скажи, что ты будешь приезжать домой каждое Рождество.
У меня в родственниках чертовы аферисты.
— Ты же не можешь говорить это всерьез? — фыркнула я.
— Я абсолютно серьезна, — возразила она, и все следы веселья исчезли с ее лица.
Мы десять секунд смотрели друг на друга, прежде чем я вскинула руки вверх.
— Прекрасно! — я застонала от поражения. — Я буду дома на Рождество.
— Каждый год? — переспросила она.
— Каждый. Год. — брякнула я.
— Ты обещаешь? — настаивала она.
— Я обещаю, — пробормотала я сквозь зубы.
Она радостно захлопала в ладоши.
— Я так рада, что ты так решила.
«Ага. Решила».
— Я чувствую себя так, словно меня только что надули, — пробормотала я и покачала головой. — Ты убедишь Дьявола в том, что он — Бог.
Когда я снова посмотрела на нее, ее губы скривились.
— Что теперь? — осторожно спросила я.
— Ничего, — она пожала плечами.
Это было не так. Она улыбалась мне, и это что-то значило.
— Ты уверена? — недоверчиво спросила я.
Бабушка кивнула, но ничего не сказала.
«Чертова женщина», — подумала я.
Мы обе повернули головы и посмотрели на кухонную дверь, когда мой отец, братья и Кейл в нее вошли. Они обсуждали заказ еды из местной забегаловки, потому что никому из них не хотелось готовить. Я и не подозревала, насколько проголодалась, пока не заговорили о еде. Я даже не могла вспомнить, когда ела в последний раз.
Прошло полтора часа, а я все еще сидела за кухонным столом, но теперь мой живот был полон цыпленком, чипсами и почти литровой бутылкой Кока-Колы. Я была настолько сыта, что казалось, вот-вот лопну. Покончив с едой, мы все отправились в гостиную и уселись там, чтобы спокойно переварить пищу.
— Итак, когда ты возвращаешься в Нью-Йорк? — спросил меня Локлан, после нескольких минут бессмысленной болтовни. Я заметила, что он сказал «Нью-Йорк», а не «дом».
Я не смотрела ни на него, ни на Лейтона, ни на Кейла, когда ответила:
— Еще не знаю, но не скоро. Я собираюсь помочь маме и бабушке с домом дяди Гарри после того, как в понедельник огласят его завещание.
Я мысленно отметила, что мне нужно поменять билет домой и продлить свое пребывание в гостинице.
Локлан ничего не ответил.
Лэйтон прочистил горло. — Ну, это просто замечательно.
«Ага. Замечательно.»
Я кивнула. — Ага.
Я снова почувствовала на себе пристальный взгляд Локлана.
— Как долго ты собираешься отсутствовать на этот раз? Десять лет? Двадцать? Или будешь приезжать только тогда, когда один из нас умрет?
Я даже не вздрогнула от его удара.
— Лок, — надавил Лэйтон, — не начинай снова, только не сегодня. Она только что вернулась домой, черт возьми.
Я была благодарна Лэйтону за то, что он остановил Локлана, пока тот не успел напасть на меня. Я смело встретила напряженный взгляд брата и вместо того, чтобы промолчать, сказала:
— Я буду приезжать каждое Рождество.
Локлан моргнул, услышав мой ответ, явно ошеломленный и потерявший дар речи. Как и Кейл с Лейтоном, которые смотрели на меня с широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами. Они были потрясены. Я заметила, что у Кейла это была первая настоящая эмоция, которую он показал с момента моего приезда. Старый Кейл обычно показывал каскад эмоций, постоянно отражавшихся на его лице, но не этот бесстрастный Кейл.
«Что с тобой случилось?» — спросила я про себя.
— На Рождество? — через мгновение пробормотал Лейтон, не моргая.
Я пожала плечами, пытаясь преуменьшить то, насколько это было важно для них. Я имею в виду, да, это было важно, но я не хотела, чтобы они вели себя так.
— Да. Бабуля взяла с меня обещание приезжать домой каждый год на Рождество, — я раздраженно покачала головой. — Она сказала, что тоска по мне подталкивает ее к сердечному приступу, и если она умрет, то это будет моя вина.
На мгновение, в гостиной воцарилась тишина, а затем раздался мужской смех. Я сосредоточилась на смехе Кейла и почувствовала себя подавленной. Его смех не достигал глаз и казался вымученным.
Я отбросила свои наблюдения в сторону и хмыкнула.
— Это совсем не смешно; она возложила на меня самую большую ответственность. Мы хороним дядю Гарри завтра, а она решает бросить мне это в лицо? Чертова лиса.
Беззаботный смех возобновился, и я боролась с улыбкой, которая подергивалась в уголках моего рта.
— Это гениально, ты должна отдать ей должное, — сказал Кейл.
Я ненавидела то, что он говорил со мной. Все было бы намного проще, если бы он оставил меня в покое. Было бы больно, чертовски больно, если бы он проигнорировал меня. Но эта боль ничто по сравнению с той, которую я чувствовала сейчас. Я не понимала, как он мог разговаривать со мной так, будто это не разрушало
