Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Боярин Леонтьев почувствовал себя так неуютно, что его бросило в жар. Лицо и глаза служитель Божий обращал, естественно, к небесам. Вот только стоял на коленях перед ним. Как назло, именно в этот момент в ворота въехал возок, на котором сидели еще три старца в монашеских рясах. От представшего им зрелища чернецы изменились лицами, спрыгнули с телеги. Один из них потянул с собой лежащий среди соломенной подстилки топор, другой – достал засапожный нож.
– Отец Володимир, что случилось? – поинтересовался третий, пока еще безоружный.
– Радуйтесь, братия! Государь услышал о тяготах наших и вклад прислал в монастырь на двести рублей!
Старцы дружно рухнули на колени.
– Ну-ка, хватит! – не выдержал Басарга. – Лучше в храме своем за здоровье Иоанна Васильевича помолитесь и долгих лет ему пожелайте! Давайте вставайте да ступайте в церковь! Я же покамест за кошелем схожу.
Служба за здравие государя Всея Руси Иоанна Васильевича вышла, наверное, самой воодушевленной и искренней со времен строительства Трехсвятительской церкви. С удивительной легкостью получили отпущение всех своих грехов и путники. Басарга даже засомневался – вправду ли настоятель пустыни отец Владимир расслышал его признание в рукоприкладстве по отношению к священнику или на что-то отвлекся? Но в любом случае совесть его была теперь чиста.
Однако, прежде чем передать монастырю вклад, боярин обратился к своим спутникам:
– Ныне, други, прошу ненадолго оставить меня с братией наедине, дабы увещевания царские, токмо им предназначенные, передать.
– Да-да, люди добрые, – закивал настоятель, – прошу вас в трапезную ныне пройти. По обычаю древнему, путников проезжих накормить мы обязаны[8]. Уж простите, снедь вся наша постная. Однако же, чем богаты, тем и рады.
Это предложение было встречено с полным воодушевлением, и боярин Леонтьев очень быстро остался наедине с тремя монахами: самый ветхий из монастырской братии и один из рыбаков ушли хлопотать с угощением.
Двери церкви затворились, и в наступивших сумерках подьячий Монастырского приказа негромко потребовал:
– Ныне желаю, чтобы здесь, в храме Божьем, вы, святые отцы, поклялись мне сохранить навечно тайну великую, что я вам именем царским доверю. Что не расскажете о тайне сей никому ни в этой жизни, ни в мире загробном! Не бойтесь, кощунства от вас не потребую. Тайна сия лишь благо обители вашей принесет и всей церкви Христовой. Слово государево за мной и служба царская. Иной воли не имею.
– Коли на благо веры Христовой дела твои, чадо, то вот тебе крест, ни одна мука слова из меня не вырвет! – пообещал настоятель.
– Язык себе скорее откушу, нежели выдам, вот те крест, – осенил себя знамением инок Афиноген.
– Именем Господа нашего Иисуса, живот свой за грехи наши положившего… – перекрестился Никодим, – во славу Божию муки с радостью приму, но тайны его не выдам.
– Золото царское здесь, – достал боярин из-за пазухи тяжелый кошель. – Держи, отче. А это, – указал он на небольшой ларец, принесенный со струга, – это не казна, а реликвия греческая из древнего монастыря Афонского. Хрупкая она зело, и потому открывать шкатулку нельзя. Государь повелел мне сокровище сие вам на хранение передать. Дабы святостью своей она обитель вашу осеняла и возвышала, вы же молитвами своими ее силу чудотворную преумножали.
– Это честь великая для пустыни нашей… – начал было креститься с поклонами настоятель, но Басарга его остановил:
– Нет, отче, в руки ваши я ее не передам. Место для святыни христианской намоленной – под алтарем церковным[9]. Своими глазами увидеть хочу, как вы ее туда опустите. Никодим, топор я в сенях оставил, принеси.
Монах послушался. Боярин Леонтьев с помощью Афиногена отодвинул алтарь, Никодим поддел лезвием две доски, оторвал, раздвинул по бокам. Настоятель, прочитав полушепотом «Отче наш», перекрестился на три стороны, поднял ларец и опустил его вниз, на рыхлый песок. Поколебался, затем сместил левее, быстро вырыл ладонями ямку, спрятал сокровище в нее, сгреб песок обратно и разровнял, скрывая следы тайника. Монахи вернули доски обратно, присыпали щели трухой, после чего Басарга поставил алтарь на место.
– Забудьте о сем навеки, святые отцы, и на смертном одре тайну унесите с собой, – еще раз потребовал царский посланник. – Того достаточно, что государю секрет сей известен, и коли нужда великая в святыне возникнет, он сюда посланца пришлет либо сам за нею явится.
Он перекрестился, и монахи последовали примеру подьячего.
– И еще одно, отче, – вскинул палец Басарга. – Ты на деньги эти первым делом стены нормальные поставь. Чтобы при случае от набега татарского или иной беды отбиться можно было. Осенью проверю.
– Нам бы поперва сам храм обновить, милостивец! – взмолился настоятель. – Тес, вон, трескается уже по шатру. Пока бог от ливней затяжных хранит, так и ничего кажется. Ан в ненастье и капает уже в местах многих!
Боярин Леонтьев глянул на алтарь, на который в любой миг могла потечь вода, и смирился.
– Ладно, начинай с того, в чем нужда наибольшая. Но осенью все едино жди. За царской копейкой и святыней государевой приглядывать буду строго! – пообещал он. – Тайна сия отныне свяжет нас накрепко. Навсегда.
Монашеское угощение и вправду было скромным: щучья и лососевая печень, каша пшенная с судаком, паюсная икра, вязига в уксусе, белужьи языки да пироги с капустой, щавелем и маком, запивать которые пришлось обычным киселем. Ничего хмельного братия, похоже, себе не позволяла. Без пива и вина застолье не затянулось – и еще задолго до заката струг отправился дальше.
Через полчаса обитель скрылась за излучиной, на берегах поднялись темные непролазные сосновые леса – словно пытались доказать, что Трехсвятительская пустынь – именно пустынь и есть, жилья человеческого окрест не найти.
В сумерках путники уже привычно остановились на отмели, полувытащив струг на песчаный островок и выровняв по килю.
– Если кому охота, – уже засыпая, спохватился Басарга, – то брони и поддоспешники можно снять. Серебро царское мы монахам отдали, опасаться более нечего.
– Тогда уже завтра! – сладко зевнул, устраиваясь на тюфяке, боярин Булданин. – Ночью без них зябко.
А утром путников разбудил нежданный колокольный перезвон – пусть далекий, но хорошо слышный.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
