Дабы мы почувствовали себя еще спокойнее, он сказал, что ему очень нравится «Имя Розы».
Брент получил премию «Клио» — «Оскар» в области телерекламы — за имевшую успех рекламу средств для ухода за газонами, в которой фигурировал носорог. Поначалу его немного раздражало то, что мы не видели этот ролик, но потом Филомена объяснила, что в Кане нет телевизора.
— Нет телевизора?! — воскликнул он. — Это ужасно!
Из Нью-Йорка приехала съемочная группа. Филомена с Брентом пригласили монахов на кинопробы. Некоторые сомневались в том, что им следует играть главные роли в фильме, уже получившем в калефактории название «Имя Розы». Вряд ли помогали обрести уверенность и вопросы, которые Брент задавал монахам, когда те сидели перед ним, изнемогая от жары и щурясь от яркого света: «Расскажите немного о себе. Почему вы все-таки стали монахом? Может, перенесли в юности какую-нибудь травму?» Не помогло и то, что через несколько дней, в разгар этой изнурительной процедуры, молодая привлекательная ассистентка привезла из Нью-Йорка монашеские рясы, точь-в-точь похожие на те, которые носили актеры в «Имени Розы».
— Что же, строго говоря, — резко спросил я Брента, — плохого в наших рясах?
— Они мне не подходят, — сказал он.
— Сожалею, что вы их не одобряете, — сказал я, — но нашему ордену эти рясы «подходят» с тысяча сто девяносто третьего года.
— Ну ладно! — сказал Брент своей группе тоном усталого, терпеливого режиссера, столкнувшегося лицом к лицу с примадонной. — Перерыв пятнадцать минут!
Стуча каблуками кожаных ботинок, он вышел покурить вместе со своей ассистенткой.
Филомена, словно продавщица в магазине готового платья, приложила ко мне одну из ряс:
— Она вам к лицу.
— Помнится, вы сказали, что зрители хорошо реагируют на достоверность. Что же «достоверного» в этих голливудских костюмах?
— Зрители будут просто реагировать на иную реальность. На реальность, показанную в фильме.
— Бросьте!
— Сами подумайте, многие ли в Америке хоть раз видели монаха? Монахи не из тех, на кого можно запросто наткнуться на прогулке в парке. — Она положила руку мне на плечо. — Может, вы успокоитесь, если вспомните, что Брента считают Сиднеем Поллаком[14]тридцатисекундной рекламы?
Я признался, что думаю не о Бренте. Уже очень давно ко мне не прикасалась ни одна женщина. Филомена смотрела на меня кокетливо. Не сказал бы, что непристойно — нет, она была не из таких женщин. Она просто старалась угодить мне и помочь режиссеру закончить работу, и все же в ее взгляде мне почудилось нечто особенное. В конце концов, это была женщина, которая восемь раз прочла «Поющих в терновнике».
— Очень хорошо, — пробормотал я. Предоставив ей и Бренту заниматься кинопробами, я удалился, чтобы прочесть размышления святого Тада об очищении души при помощи купания в студеных реках Каппадокии.
Несколько дней спустя Филомена с Брентом приступили к съемкам своего рекламного ролика. Меня не удивило то, что Аббат ухитрился заполучить главную роль. Брент заявил, что он «излучает властность», но в то же время «остается доступным» (что бы это ни значило). Роль второго плана досталась нашему свиноводу, брату Джерому, обладающему качеством, которое Брент охарактеризовал как «бесхитростность».
— Мотор! — скомандовал Брент.
Брат Джером, стоя по колено в огромном чане, давил виноград, а Аббат стоял неподалеку и что-то записывал в книгу гусиным пером. Из портативного магнитофона рядом с чаном звучало григорианское песнопение.
Аббат вышел из комнаты. Брат Джером нажал кнопку магнитофона, и оттуда полилась песня «Оставаться в живых» группы «Би Джиз». Замысел состоял в следующем: брат Джером начинает отплясывать в чане «диско», подняв руку а-ля Джон Траволта. Перед самым возвращением Аббата с новым гусиным пером он опять нажимает кнопку. Звучит «Храни Господь королеву», и он вновь принимается с серьезным видом давить виноград.
Голос диктора: «"Кана", каберне на любой вкус».
Потом Аббат говорит: «Коль мы подали вино, то божественно оно».
По моему мнению — которого, впрочем, никто не спрашивал, — в этом ролике мог бы сняться и носорог.
Съемка протекала неважно. Брат Джером то и дело отплясывал «диско» под церковное песнопение, а под музыку диско с серьезным видом давил виноград. Потом он по собственной инициативе — несмотря на требования Брента прекратить самодеятельность — принялся подпевать «Би Джиз». На «Оставаться в живых» его фальцет в духе «Би Джиз» звучал довольно неприятно, но когда он заголосил под песнопение тринадцатого века «Храни Господь королеву», стал и вовсе невыносимым.
— Стоп! — скомандовал Брент. В течение четырех съемочных дней это слово мы слышали часто. Однажды было снято сто двадцать шесть дублей.
Аббат так разволновался, что начал безбожно перевирать свой текст:
— Коль мы выпили вино…
— Стоп!
— Коль свинья не пьет давно…
— Стоп!
Брент то и дело подходил к Филомене и помощникам, толпившимся у видеомонитора, и хмурился — а я, как монастырский казначей, понимал, что это обходится недешево.
Люди уже переставали владеть собой. Аббат с отвращением швырял на пол гусиные перья. Филомена с Брентом громко спорили. Лишь брат Джером, по двенадцать часов в день стоявший по колено в виноградной жиже, оставался невозмутимым.
Да и мое терпение было на исходе. Я приехал в Кану с намерением удрать от окружающего мира, а тут окружающий мир сам заявился в Кану, да еще и с криками «Черт подери!». Когда Брент в очередной раз чертыхнулся, я не выдержал и ринулся в атаку.
— Стоп! — вскричал я.
Все повернули головы. Казалось, Брент потрясен тем, что я присвоил себе его роль. Я размашистым шагом вышел на середину съемочной площадки.
— Послушайте! — строго сказал я перепуганной группе. — Подобные выражения здесь неуместны. Это вам не Голливуд. Это монастырь, названный в честь первого чуда Господа нашего на земле.
— Ну, тогда извините, — сказал Брент. — Я и понятия не имел. Это что, тот случай, когда он ходил по воде? Может, продемонстрируете нам это чудо? У вас же тут имеется озеро. Может, прогуляетесь по нему?
— В Библии вы разбираетесь не лучше носорога, — ответил я. — К вашему сведению, чудо в Кане не имеет никакого отношения к хождению по воде. Позвольте мне вас просветить.
Я раскрыл свой требник и прочел:
«На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики его на брак.
И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них.
