и мужчина с вами, гораздый с голодухи сворачивать куда не попадя… – баба Люба набила под завязку мой рюкзак и вручила пакет. – Едете куда?
– На запад, – я надела рюкзак и послушно взяла тяжёлый пакет.
«Жаба» прищурилась сквозь дверь и улыбнулась:
– У вас час, дети. Через час вы должны гнать по трассе во весь дух. А по городу и окрестностям будет ни пройти ни проехать. Дитятко береги, поняла? Ну и в гости – всегда рада. Сама знаешь.
– Баб Люб, ты лучше всех, – я быстро чмокнула её в щеку и вышла из дома.
– Спасибо, – тихо добавила Аня и выскользнула за мной.
– Впереди сядешь, – предупредила я свою спутницу, ковыляя к воротам. – И ничего не бойся. Выберемся.
Она нервно съёжилась и судорожно вздохнула. А я вспомнила голос старухи-шепчущей и попросила. Ни к чему нам сейчас страхи, истерики и прочее стопорящее. Коли явилась и подставила – так пусть и дальше присматривает за выбранной.
«Рыжий шельмец» уже вырулил из гаража и ждал нас в машине. Проходя мимо багажника, Аня шмыгнула носом, и, пристёгиваясь, сдержанно всхлипывала. Илья, порывшись в бардачке, молча выдал ей упаковку салфеток, обернулся, убедившись, что я устроилась со всеми удобствами, посигналил на прощание, и мы поехали.
Пока медленно выбирались из городских колдобин, я перебрала всё амулетное, что распихала по карманам, и задумалась о четвёртой своей «змейке». Руки чесались срезать ещё пару косичек и оправить их в восточном направлении – по следам потеряшки, но… Если её уничтожили, то сделал это тот, кто хорошо разбирается в отступниках и знает меня лично. И понимает, что раз я жива, то девочка-шепчущая – и подавно. Только зря силу потрачу и повторно напомню о себе.
Эх, Анюта, кому же ты так не нужна-то? В общих чертах знаю, но – изловить бы сволочь да допросить…
Городок закончился. Илья выехал на трассу, пристегнулся и втопил. Я посмотрела на часы – за сорок минут управились. Значит, у бабы Любы будет в распоряжении больше территории – часть трассы успеет захватить… В окне замельтешили, то появляясь, то пропадая, одинокие домики, желтеющие рощицы и поникшие кустики. Неизменным оставалось только глубокое, ясно-солнечное августовское небо.
– Эф, ты хорошо помнишь, где искать приют?
Вот смотрит в зеркало заднего вида, щурит глаза – и меня берёт такая тоска по наставнице… Рано она ушла, слишком рано. Многое успела сделать, да: придумала концепцию приюта и защиту, спасла многих «даровитых» и обреченных на казнь… И могла бы сделать ещё больше, если бы осталась в приюте, а не рисковала каждый день, выслеживая, вызнавая, собирая сведения о дарах и их владелицах. Но…
– Угу. Скажу, где тормознуть. Но на такой скорости часа четыре ехать, – я положила на колени трость и погладила белый камешек, ощущая тепло целительной силы.
Сутки почти прошли, то есть пора тратить вторую часть исцеления. К сожалению, лечебные заклятья действуют недолго, а при частом использовании перестают работать вообще. Я старалась не трогать их как можно дольше и дробить одно на части, хотя соблазн ненадолго ощутить себя нормальным человеком был ой как велик.
– Чего ты боишься? – снова не выдержал Илья.
– Преследования, – я крепче сжала трость. – И оно будет. Следи за своей частью дороги. А я послежу за своей.
Анюта затихла и задремала, вжавшись в кресло и отвернувшись к окну. Наконец-то…
– Старая перестраховщица… – усмехнулся приятель, нарочно напоминая о моём широко известном в отступнической среде прозвище.
Которое я получила и за то, что обдумывала все вероятные и не очень варианты, и за то, что готовилась сразу ко всему – и к вероятному, и не очень. И, пытаясь усидеть на нескольких стульях, частенько оказывалась понятно где.
– Илюх, вот ей-богу, стукну, – я насупилась. – Не отвлекай.
– А всё-таки? – его глаза стали серьёзными. – Готова?
Я фыркнула:
– Конечно. Сдаваться и сдавать вас не собираюсь. А если тебя интересует, способна ли я на что-нибудь, кроме советов, после выжигания «угля», то да, способна. На всё. Как прежде, и даже больше. У меня после четырёх лет медитаций и относительного покоя знаешь, какой резерв?
– Я так и не понял, кстати, зачем ты сдалась, – заметил он, полуобернувшись. – И почему позволила выжечь «уголь».
– Организм – подлейшая штука, – я снова прикоснулась к белому камешку на трости. – Он плюет на твои планы и подводит в самый ответственный момент. Если бы не травма, меня бы до сих пор искали. Но бегать с такой приметой даже под личиной оказалось себе дороже. Дважды здоровье подводило. Третьего раза я ждать не стала.
– А приют? – напомнил Илья.
– Ты там бывал? Нет? Поживи неделю. Захочешь куда угодно – хоть в опасность, хоть к наблюдателям. Тоска смертная. И все хотят учиться. Только я всех этих учеников в гробу видела. С венками «От любящей наставницы» на переднем плане. Это совершенно не моё.
– А как же «змейка на солнышке»? – он весело прищурился.
– Погоди, приедем… – я погрозила тростью.
– О, жду – не дождусь, – оживился приятель. – У меня столько вопросов…
– Ну вот… – я таки стукнула его тростью по плечу. – Собрался за убийцей, камикадзе?
– А ты нет?
Я прислушалась к сонному Аниному дыханию и понизила голос:
– При девочке молчи. А то тоже захочет. Тогда нас точно прикончат, и хорошо, если быстро.
– Значит, ты за? – он обернулся.
– Нет, – сухо отрезала я, глядя в окно. – Ты даже не представляешь, куда лезешь.
– Почему же, представляю, – Илья тоже уставился в окно, и его голос стал таким же сухим. – Четвёркой убийц пудри мозги наивной Анюте и доверчивой бабе Любе. Ты, Эф, постоянно забываешь, что я не только внук Удавки. Бабушка – и моя наставница тоже. Не было четырёх. Был один. Безымянный.
Я заинтересованно подняла брови:
– Да?
– Меня смущает один момент, – деловито сказал он. – «Медуза». Заклинательский дар несовместим со стихией – с ведьминым «углём», но он прекрасно уживается с типично мужским колдовством вроде телепорта. Такие ребята – редкость, но они есть. У нас человек пять работает, а у наблюдателей их по-любому больше. Мы наблюдателей терпеть не можем, но не все успевают от них удрать, и кто-то из заклинателей, в ком колдовство проснулось раньше, воспитывается и работает вне нашей системы, по другим принципам и правилам. То есть в случае с нашей мумией это уже минус один человек.
– А ведьма? – напомнила я.
– Ещё проще. Наблюдатели же сидят на древних знаниях. Ваше с бабушкой умение консервировать в артефактах боевые заклятья – от стародавних. Значит, у наблюдателей эти знания тоже
