получает свои ощущения.
Непосредственного соприкосновения с воспринимаемыми через зрение предметами не происходит. Глаза соприкасаются не с предметами, а с их летуче-эфирными копиями, «образами», истекающими из воспринимаемых предметов-оригиналов, которые, копии-истечения, и производят зрительные ощущения. Это объяснение происхождения зрительных ощущений стало для Демокрита основой и для объяснения происхождения мыслей в уме. Между этими двумя объяснениями Демокрит установил аналогию. Как глаза соприкасаются с летучими копиями предметов и получают тем самым зрительные ощущения, так и ум соприкасается с подобными копиями и получает тем самым свои ощущения, в том числе и зрительные. Кстати сказать, зрительными ощущениями, поступающими к человеку непосредственно через ум, Демокрит объяснял происхождение сновидений, иллюзий и галлюцинаций. Мышление, таким образом, уподобляется чувственному познанию, а именно зрению. Не противоречие ли это? Нет.
Дело в том, что иного объяснения происхождения рационального знания рациональная гносеология не имеет. Это объяснение и есть установление аналогии между фактически несомненным чувственным зрением и постулируемым «зрением» (ясно, что это метафора) ума. Реальное зрение есть модель для гипотетического «умозрения». На этой аналогии и Платон построил свою теорию идей, ставшую классическим образцом рациональной гносеологии на всё последующее время существования рациональной философии. В этике ход рассуждений Демокрита вполне соответствовал основным положениям его гносеологии. Как в познавательной деятельности несомненной целью является достижение истины, так и несомненной целью нравственной жизни следует признать счастье. Но как в поисках истины человек может не найти истинного пути к ней, так и в стремлении к счастью человек может ошибиться в определении сущности счастья и признать счастьем то, что на самом деле счастьем быть не может.
Ошибка и в познавательной (= теоретической) деятельности, и в нравственной (= практической) деятельности одна и та же. Сущность этой ошибки – познавательное (= теоретическое) заблуждение. Точнее сказать, ошибка происходит именно в познавательной (= теоретической) сфере, а в нравственной (= практической) сфере эта ошибка производит неизбежное следствие – неправильное представление о счастье и способах его достижения.
Естественен вопрос, почему ошибка, возникающая в одной сфере, гносеологической, влечет за собою следствие в другой сфере – этической. Ответ на этот вопрос имеет важное значение для истории греческой философии. Сущность ответа в том, что Демокрит ставит разрешение этических проблем в прямую зависимость от предварительного разрешения проблем нахождения теоретической истины. Нравственность тем самым ставится в зависимость от знания. В утверждении этой зависимости, казалось бы, нет ничего нового. Ведь и в традиционно-религиозных мировоззренческих системах эта зависимость очевидна – теория в виде религиозных положений определяет практику, нравственные правила жизни. Это так. Но греческая философия в своем замысле, как известно, есть отвержение религиозной традиции во всех её аспектах, в том числе и в нравственном, и поэтому выяснение природы нравственной деятельности было одной из задач, которую надо было решать этой зарождавшейся философии. В религиозной традиции нравственные нормы и их исполнение санкционировались авторитетом Бога. А кто будет определять и санкционировать нравственные нормы в философии?
Демокрит: нравственность – это знание, и прикладная часть философии.
Демокрит при ответе на этот вопрос как раз и рассуждал как последовательный приверженец исходной философской установки. Поскольку в философии высшей инстанцией в отыскании истины признается вместо Бога индивидуальный человеческий разум, то надо в человеческом же разуме искать и выявления сущности нравственной деятельности. Отсюда и получился вывод, что нравственная деятельность есть прямое следствие теоретической деятельности, нравственность становится прикладной частью философии (= метафизики). В религии нравственность определяется Богом и воспринимается человеком через веру в Бога. В философии нравственность (если она вообще признается, ибо, например, философы-нигилисты, софисты, её отрицали) определяется человеческим индивидуальным разумом. Поэтому в необходимости признать определенное философское учение о нравственности другими людьми надо непременно их убедить соответствующими рассуждениями, и именно таким образом, через разумное убеждение, принудить признать эту нравственность (нравственные нормы) в качестве знания.
Нравственность есть знание – вот основная мысль Демокрита, предваряющая его конкретные рассуждения о правилах этического поведения. Мысль эта в истории философии обычно ассоциируется с именем Сократа и приписывается ему как его оригинальное открытие. Но Демокрит, современник Сократа, эту мысль зафиксировал письменно явно не позже Сократа, хотя бы уже по той простой причине, что Сократ вообще не фиксировал своих мыслей письменно. Мысли Сократа впоследствии стали известны через Платона, который очень хорошо знал сочинения Демокрита (потому что на них возражал), хотя ни одного раза имени Демокрита не упоминал в своих сочинениях (что является, кстати сказать, косвенным доказательством большого влияния Демокрита на самого Платона). Непосредственным же слушателем Сократа Демокрит никогда не был и никакого влияния с его стороны не испытал.
Кроме того, непонятно обычное преувеличение значения самой этой мысли о зависимости нравственного учения от философского теоретизирования. А как может быть иначе? Всего-то два источника нравственности – религиозный и нерелигиозный (вопрос, который из этих источников истинный, а который нет – это уже другой вопрос). Если религиозный отвергается, то остается нерелигиозный. А нерелигиозный источник – это в конечном счете есть индивидуальное философское умствование. Философское умствование и должно иметь результатом знание, которое определит – что есть теоретическая истина и каковы должны быть практические следствия из этой теоретической истины, т.е. правила общественной жизни, этические нормы.
Теперь сущность размышлений Демокрита об этике. Целью правильного этического поведения является достижение того состояния души, при котором она испытывает состояние глубокого спокойствия, не смущаемого никакими видами страстей. Это состояние глубокого спокойствия и есть синоним счастья, достижение которого находится во власти человека. Такое понимание счастья, очевидно, противоречит распространенному представлению о счастье как о накоплении возможно большего количества удовольствий, под которыми, в сущности, подразумеваются физиологические наслаждения. Во времена Демокрита понимание счастья как накопления наслаждений возводилось в принцип и культивировалось Аристиппом и его последователями, гедонистами. Но гедонизм, несмотря на свое широкое распространение среди обывателей во все времена и во всех культурах, никогда не имел, да и не может иметь по-настоящему серьезного рационального обоснования. Естественно поэтому отвержение этой теории Демокритом. Но от самой категории «счастья» Демокрит не отказывается, как не отказывается и от понимания «счастья» как «удовольствия». Но «удовольствие» толкует не физиологически, а подчеркнуто духовно, в вышеизложенном смысле – как устойчивое и глубоко спокойное состояние души. Называет Демокрит это состояние души по-разному, но поначалу закрепились два названия – «исихия»[21] (букв. «спокойствие») и «атараксия»[22] (букв. «невозмутимость»), а в конечном счёте именно «атараксия» стала общепринятым обозначением демокритовской этики. Итак, цель этической практики – «атараксия». Но что делать, чтобы эту цель достичь?
Демокрит: овладение истинным знанием – условие достижения состояния безмятежного спокойствия («атараксии»).
