Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
возобновилось. Земля дрожала под ногами от разрывов. В поисках фуража мы с Ханом возле подворья, расположенного на вершине холма, попали под обстрел. Нам пришло в голову спрятаться в деревне, где расположилась штабная рота. Гражданские, щурясь, вылезали из погребов. Появилась коляска с раненным в больную икру – иначе и быть не могло! – подполковником Шенком. Затем мы увидели нашего прежнего командира майора фон Треско во главе своего батальона, который по секрету сказал, что они отступают, так как противник оказался неожиданно силен, а его бойцы показали чудеса храбрости. Нас радовала встреча с нашими старыми знакомыми, хотя они и были озлоблены и постоянно ругались, что их гонят в огонь, чтобы заработать Железный крест.
Стало темнеть, и все устремились в деревню. Кого здесь только не было! Штабисты, истребители танков, ну и мы, конечно. В одном из садиков нам удалось найти место для палатки. Я так хотел спать, что не поднялся даже тогда, когда ночью объявился Фукс с продуктами питания и почтой.
Первые проблески утреннего света принесли с собой рассеянный огонь противника, и обоз вновь покинул проклятую деревню. Начавшийся грозовой ливень превратил дороги в кашу. Копыта лошадей вязли, когда мы с Ханом утром отправились на поиски командного пункта нашей роты. Нам сказали, что часть дивизии вынуждена была отступить, поэтому его месторасположение могло измениться. Но в расположении роты все оставалось по-прежнему тихо. Похоже, отступление нас не коснулось. Дождь перестал. После обеда мы построились в маршевую колонну и двигались в течение двух часов.
– Занимаемся какой-то ерундой, вместо того чтобы идти вперед, – ворчал скакавший рядом со мной Хан. Ему очень хотелось стать командиром взвода.
– Мне тоже не нравится мотаться по округе в качестве курьера, – поддержал его я.
– Радуйся! У тебя совсем неплохое положение. Но каково мне – активному бойцу? – выпятил грудь Хан, на которой не было видно ни одной награды. Он критически осмотрел себя и продолжил: – Каково будет мне возвращаться домой в таком виде, если война закончится?
– Не переживай, пару недель она еще продлится. У иванов есть еще силы. Посмотри туда!
В этот момент солнечные лучи пробили серую облачность и осветили лежавшую впереди нас линию русских долговременных укреплений, фронт которой был повернут в южном направлении. Поскольку вчерашняя атака во фланг закончилась неудачей, то теперь нам предстояло пробить ее лобовым ударом. Мы шли по размякшей под дождями пашне, изрытой так, как будто здесь поработали гигантские кроты. Это были следы от разрывов снарядов нашей артиллерии. Русские, от огня которых мы понесли большие потери, при отходе на эту линию тоже были сильно потрепаны нашими артиллерийскими ударами. Большинство бункеров разрушились от взрывов снарядов. С расстояния в тысячу метров мы наблюдали, как саперы проделывают проходы, закладывая заряды при помощи длинных шестов. Воздух дрожал от направленных взрывов.
Похоже, что взятие этой оборонительной линии расчищало дорогу на Днепр. Командир дивизии генерал Кох лично посетил наш полк, когда он стоял лагерем в зарослях кустарника вдоль одноколейки. Наибольшие потери понес 3-й батальон. Были убиты все командиры рот и 38 человек в 9-й роте. В течение двух дней мы шли маршем зачастую прямиком по полям под палящими лучами солнца. Всю тяжелую работу выполняли танки и авиация. Села до отказа были забиты солдатами разных родов войск. До нас постоянно доносился грохот от стрельбы артиллерийских орудий.
Куда нас направляли? Солдату это неизвестно. Ему открывается только небольшой, совсем крошечный кусочек происходящего. Нам казалось, что армия куда-то поворачивает. Поскольку мы находились на направлении главного удара, нам ничего другого не оставалось, как гордиться этим. Наша рота шла днем и ночью. Авратинские высоты остались позади нас, и местность, время от времени прорезаемая небольшими речушками с располагавшимися вдоль них деревнями, стала ровной как доска.
Было 4 часа утра. Выпала роса, и стало довольно прохладно. Мы завтракали в готовности к дальнейшему маршу. Нам выдали по ломтю черствого хлеба и по кружке горячего кофе. Пришлось воспользоваться своими запасами. У кого-то со вчерашнего дня оставалось еще сало, у кого-то мясо. Цанглер ускакал в штаб полка, поскольку предпочитал получать приказы из первых уст. Ездоки колдовали над седлами и упряжью, унтер-офицеры проверяли тормоза, готовность транспортных средств и наличие личного состава, осматривали багаж и чистоту орудийных стволов.
Внезапно прозвучала команда:
– Приготовиться к движению!
Мы быстро проглотили остатки завтрака и взяли лошадей под узду. Рядовые построились позади своих орудий.
– Приготовиться к посадке! – пронеслась вторая команда.
Всадники вставили левую ступню в стремя и взялись правой рукой за заднюю луку.
– Садись!
По этой команде всадники и возничие вскочили в седла.
– Марш!
Колонна медленно начала движение. Первые шаги всегда производили благотворное воздействие на застоявшихся за ночь лошадей. Мы тоже, еще не проснувшиеся как следует, быстро взбодрились. Предписанные уставом команды и движения всегда строго соблюдались. Это позволяло ощущать разумность совместных действий и принадлежность к чему-то великому. Отсутствие муштры в армии приводит к ослушанию и разложению.
В состав нашей роты входил санитар Циппс. Он был родом из Вестфалии. Его происхождение выдавали произносимые им гортанные звуки. Мы были с ним знакомы уже два года. Циппс принадлежал к католической вере и не принимал войну, являясь одним из тех немногих, которые испытывали от нее душевные и даже физические страдания. Отца у него не было, а мать воспитывала его в духе готовности к самоотречению. Остатки своего состояния она пожертвовала одному миссионерскому ордену в качестве вступительного взноса за своего сына. Орден в скором времени был запрещен, и его имущество подверглось аресту. У Циппса возникли проблемы с продолжением образования, поскольку он числился его членом. Он не сказал мне, к какому ордену принадлежал. Я не вызывал у него доверия. Он вообще готов был подозревать весь мир.
Циппс ехал на своем неуклюжем велосипеде рядом со мной.
– Ты можешь опробовать себя в серьезном деле, – как бы невзначай заметил я.
– В каком именно?
– Записаться миссионером в Африку или Китай…
– Да, там, по крайней мере, я буду знать, за что мучаюсь.
Как настоящий романтик, Циппс мечтал побывать с миссионерскими целями среди диких племен Юго-Восточной Африки.
– Здесь ты можешь великолепно попрактиковаться в обращении в веру. У нас в роте много язычников, но тебе пока не удалось обратить ни одного из них.
– Из вас никого невозможно обратить, – рассмеялся он, принимая мою игру. – Вы потеряли веру в сверхъестественное под гнетом слишком естественных обстоятельств.
– Циппс, ты же знаешь, что я католик.
Мне очень хотелось облегчить его душевные мучения, ведь он очень страдал от одиночества. Часто
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
