Книга Убей мои мечты! - Алекс Пратт

Непослушная прядь закрыла ее лицо, и я аккуратно отодвинул ее.

Я поймал себя на мысли, почему мне нравились ее глаза. Они напоминали мне мою первую и возможно единственную любовь. Ту девушку из детства, будто миллион лет назад. Все потому, что тогда я жил и чувствовал по-другому, у меня был некий пиетет к женщинам, потому что они были одновременно чудесной загадкой, манящей тайной, волшебной мистерией, к которой детская фантазия всегда дорисовывала прекрасные узоры несуществующего мира. Я помню ту яркую и осязаемую, проникающую внутрь и дергающую сердце за невидимые нити, идеализацию.

Пока она спала, я провел пальцами по ее нагому телу. Это было редкостью, чтобы мне хотелось прикасаться к женщине после секса. Я начал с ее груди и медленно, сантиметр за сантиметром, огибая все ее заманчивые линии, двигался ниже. Она будто стыдясь, как девочка, прикрыла все самое интересное коленями. Тогда я стал стал ласкать ее попку. Она слегка дернулась, видимо, я щекотнул ее нечаянно. Оказывается, хитрюга уже некоторое время улыбалась, закрыв глаза, и просто наслаждалась происходящим, как ленивая кошка.

В общем, видимо я стал влюбляться.

И тут меня как веслом ударило. В голове зазвенела сирена, оповещающая о грядущем эмоциональном цунами.

Мой знакомый, который занимался похожим со мной бизнесом, старина Том, был очень успешным экспертом по разрушению мечтаний. Ездил на Порше Кабрио и ни в чем себе не отказывал. Он был реально счастлив. Пока в один день не влюбился в свою клиентку и вместе с головой потерял свою работу, а заодно чуть не суициднулся, когда вся эта больная история схлопнулась. Он жив, здоров и неженат, но не в бизнесе, прозябая манагером в какой-то маленькой конторе.

Не то, чтобы я боялся суицида. Я уже говорил, что никогда самоубийц не понимал, и тут вовсе дело не в моем неуемном позитиве. Порой, день у меня не задается, и я чувствую себя, как говно. Но живое говно. А самая говенная жизнь лучше, чем быть трупом. Тем более, что это дело успеется. Зачем такие события ускорять?

Я объясню, почему я сделал то, что сделал через пару секунд, после рева внутренней сирены.

Да,да, даже вспышку внезапной ничем, казалось бы, не спровоцирвоанной агрессии можно чем-то объяснить.

Я сказал ей жестко:

— Собирайся!

Она медленно открыла глаза и уставилась на меня:

— Собирайся! Быстро!

— Ты сошел с ума, милый? Куда я пойду? Сейчас шесть утра!

Я собрал всю свою агрессию на нее и на себя и, взяв за край одеяла, сбросил ее с кровати. Я, было, начал жалеть ее (совестливый, блядь, абьюзер!), но вдруг она опомнилась, и, вскочив, накинулась, как пантера. Я не ожидал такой прыти от недавно спящей девушки. Поэтмоу пропустил атаку, и она успела царапнуть когтями мои руки. Но за это она была очень быстро обездвижена и через пару секунд оказалась на кровати.

— Отпусти! Джо, ты спятил!

— Сначала успокойся!

— Хорошо, все, я спокойна… Только отпусти руки, больно же…

Я сел в кресло рядом, смотря, как она потирала руки от синяков.

— Джо, я знаю, что ты меня не любишь… — она посмотрела в мои глаза, пытаясь убедиться в обратном. — Но я хоть нравлюсь тебе?

Она стояла передо мной голая, чертовски сексуальная и такая очаровательная в своей отчаянной страсти, что меня душил соблазн сказать ей нечто приятное, то, что заставило бы ее жадно поцеловать меня, отдавшись в мои объятия.

— Ты опять за свое?

— Ты только что был груб ко мне…Почему ты меня так…ненавидишь?..

Уже к концу фразы ее голос задрожал, и она расплакалась. Причем она так разрыдалась, что ее начало колотить и она буквально рухнула на пол. Я такого никогда не видел. Она не теряла сознания, но каталась по полу. Это было нечто среднее между истерикой и тем пиком неудовлетворённого эго, которое толкает на отчаянные попытки примириться с превозмогающей жестокой реальностью. Какое-то время я смотрел на весь этот цирк, пытаясь ее урезонить, но, понятное дело, истерику это не могло унять. Да она и не обращала на меня внимания, просто рыдала и дергала ногами, как полоумная.

Ну тут остатки моей человечности дрогнули и я обнял ее. Она была в моих руках, как ватная, дрожа всем телом. Я не помню, что именно шептал ей, но это были очень нежные, сладко-приторные слова, несвойственные мне, но так нужные ей в тот момент.

Она выплакала столько слез, что ее лицо будто осунулось и ее едва можно было узнать. Когда наконец она притихла, лишь редко вздрагивая, мы стали целоваться. Ее губы были солеными, как море, но даже несмотря на это, от нее пахло цветами. Мне еще пришла такая странная ассоциация, что Натали была цветком любви, выросшим в поле сорняков.

Не знаю, почему я принял такое глупое решение, но я продлил на некоторое время наш контракт.

…Я не курю, но в те дни мне нужен был кальян. Сидя на диване в «Мертвом роботе», я впускал в себя теплый дым, думая о странной переделке, в которой оказался. Я вспоминал странные картины с Натали, ее заманчивые глаза и частые истерики, которые потом повторялись при малейшем намеке прекратить с ней отношения. Я думал о ее прекрасном теле, которое стало для меня наркотиком. Еще я думал о сексе, который всю жизнь определял мой выбор. О том, на какие глупости желание толкало меня, какие забавные и сумасбродные вещи я творил из-за моей озабоченности.

Суть была в том, что мне давно нужно было закрыть контракт с Натали и двигаться дальше. Да и в любом случае, встречаться я ней — это вписываться в ее болезненный сценарий. Но меня мучил вопрос: как отказать себе в ее глазах и сексуальном теле?

Пока я задымил весь угол, будто пытаясь отгородиться от всей хрени, что со мной происходила, ко мне неожиданно подсел кто-то. Это была Света. Она прильнула ко мне, крепко придавшись и положив свою голову мне на грудь, пока я полулежал на диване. В правой руке я сжимал кальян. Свободной рукой я обнял ее. Эти волосы, такие длинные и мягкие, буквально манили к себе, и мои пальцы непроизвольно потянулись к ним, и уже скоро я ласкал ее, а она в ответ начала издавать довольное мурлыканье.

— Ты — кошка? — с улыбкой спросил я ее.

Она посмотрела на меня. Ее зеленовато-голубые глаза, смешавшись с лучами розовых лучей, смотрели на меня с немым укором, умоляя спасти их от страстного