к моей бабушке… Нет, не так. Он приехал ко мне, конечно же, в то время, как я как гостевала у нее в деревне. Такая была традиция, нарушить ее не могла — бабуля была старенькой, любой отказ воспринимала близко к сердцу.
А еще мы тогда поругались, и я из вредности укатила, не сказав Егору не слова. Даже трубки спецом не брала, потому что злилась на него очень сильно. Но он тоже учудил — приревновал меня к этому придурошному Диме Дурову. Наговорил столько всего, до слез довел…
Ну так вот, приревновал, повздорили, я и умотала к бабуле стресс пирожками заедать. Прекрасно помню, как лежала на скрипучей кровати с открытым окном и плакала, глядя на полную луну. Хотелось волком выть, но боялась бабулю разбудить — не хватало еще ей моих переживаний.
Плачу я, значит, заливая подушку солеными слезами, как вдруг слышу на улице какой-то непонятный шум раздается. А потом и вовсе, кто-то, по стене поскребся, и как показался в окне.
Темно было так, что разглядеть ничего не получалось, как бы не пыталась напрячь зрение.
— Ну все, точно воры, — подумала я про себя, боясь пошевелиться на кровати.
Не зря же бабушка все двери запирает на засов. Только у внучки мозгов не хватило на ночь окошко прикрыть.
Нет, нельзя же все на самотек пускать.
Я, стараясь не шуметь, потянулась к столу и нащупала там балончик с аэрозолью. Наверное, бабуля забыла — она сегодня травила мошкару на кухне.
А вор в это время уже в комнату полностью залез. Да еще и наглый какой оказался — с пакетом шуршащим пришел. Наверное, решил, что бабка все равно ничего не услышит.
Ну сейчас я ему покажу.
Едва он оказался возле кровати, я достала из-под одеяла свое оружие и сделала смачный «пшик» прямо в лицо негодяя.
— Получай, воришка!
— Ай! Ой! Златовласка, с ума сошла?! Ты чего?!
Мое ликование длилось недолго, потому как вор оказался… Егором…
— Черт, Егор, это ты?!
— Нет, блин, Бэтмен… Как же щиплет!
— Ну а чего в окно полез? — подошла ближе. — Не три глаза, дай посмотрю.
Развернула Егора в сторону окна, чтобы лунный свет падал ему на лицо. Тот зажмурился, не в силах открыть веки.
— Сейчас пройдет, надо промыть глаза. Я не сильно брызнула.
— Мне так не показалось. Уверена, что я смогу видеть?
Я закатила глаза. Ей богу, как маленький.
— Сможешь. Пойдем, отведу тебя к умывальнику, только не шуми.
Взяла Егора под руку и повела в сторону небольшого коридора. Там, ближе к выходу, находилась комнатка, где стоял котел и рукомойник — ноу-хау, сделанное папиными руками.
У бабушки со слухом проблем не было, поэтому я то и дело шикала на Егора, который даже такой процесс, как мытье лица, превратил в один большой источник шума. Что с него взять… Наверное, он никогда не бывал в деревне и не встречался с таким приспособлением, как самодельный умывальник, потому что с непривычки ударял по «язычку» слишком резко, от чего тот отскакивал вверх со звоном.
— Тише ты, сейчас разбудишь!
После непродолжительных водных процедур я повела Егора обратно в свою комнату. Оставаться в прихожей было опасно — бабуля, как минимум один раз за ночь, устраивала вылазку до уличного туалета.
— Ну как? — спросила я, едва закрыла за собой дверь комнаты, и подошла к Егору, усевшемуся на кровати. — Все еще больно? — осторожно дотронулась пальцами до его лица.
— Это ерунда, по сравнению с тем, что я испытал сегодня днем, — он перехватил мою руку. — Я чуть с ума не сошел, когда ты перестала брать трубки.
— Сам виноват.
— Это еще почему?
— А зачем ты меня к этому придурку приревновал?
— Я… — Егор выглядел таким растерянным, каким я его еще не видела. — Прости, я увидел его возле тебя, так завелся, что сам не понял, как наговорил тебе всего. Я был не прав…
Я молчала, не желая нарушать его речь. Впервые за то время, что мы были вместе, я слышала от Громова такие слова. Будто говорил не он, а его душа.
— Я просто… блин, Златовласка, я так сильно тебя люблю, что готов любого, кто к тебе подойдет, в клочья разорвать.
Мое сердце предательски екнуло. Отлично, Янка, еще разревись тут, как идиотка.
Показывать Егору слабину не стала. Пусть не расслабляется.
— А чем это ты так шуршал?
— Что? — не понял Егор. — А-а, ты про это… Кстати, где он?
Он наклонился и поднял с пола… букет полевых ромашек. Мои любимые цветы, обалдеть!
— Боже, какие красивые! Где ты их нарвал?
— Секрет, Златовласка. Поцелуешь, расскажу.
— А если не поцелую?
— Спорим, не удержишься? — он хитро поиграл бровями, от чего я прыснула.
Каким же, порой, Громов был невыносимым и обаятельным придурком! Очень-очень невыносимым! И обаятельным!
Я наклонилась к Егору и запечатлела на его губах легкий поцелуй.
— М-м-м… Какая же ты сладкая. И пахнешь клубникой.
Он был прав, я не смогла удержаться от очередного поцелуя, менее целомудренного, чем первый. Все сошлось: и букет, и обаяние чемпиона…
— Землянику собирала в лесу, вот и пахну.
— Тогда я буду звать тебя Земляничкой.
— Лучше Златовлаской.
— Так и знал, что тебе нравится… — Егор засмеялся, а у самого в глазах столько желания и страсти, что у меня по спине мурашки пробежали.
Конечно, я простила его. Прямо как в песне. Опять и опять. И опять.
Не могла не простить — так сильно его любила.
— Яна, что ты делаешь? — запротестовал Егор, когда я начала задирать вверх краешек его белоснежной футболки. — Как же бабуля?
— Постарайся, чтобы кровать не издала ни единого скрипа, — прошептала я, прежде чем накрыть его губы своими…
— Тетенька, вы выходите?
Реальность возвращает меня к себе писклявым голосом какого-то школьника. Ой, я ему выход перегородила…
Да, Янка, да, ты сейчас едешь на работу в метро, а то, о чем думала секундой ранее — всего лишь воспоминания из прошлой жизни.
— Выхожу.
Я настолько дезориентирована во времени и пространстве, что даже оставляю без внимания это нелепое «тетенька». Какая же я тебе тетенька, школота! Я сама еще вчера, прямо как ты, с рюкзаком носилась на уроки и обратно.
Ну хорошо, вчера и
