и с удивлением обнаружила в глазах слёзы.
— Что ты, — прошептала от шока.
Неловко взлохматила волосы, не зная, что делать, и он вдруг поменялся. На секунду поднял взгляд в потолок. Секунду, достаточную, чтобы слёзы, так и не пролившись, исчезли. Криво мне улыбнулся и сам улёгся на бок, скрестив за спиной руки, чтобы связала. Это показное равнодушие отчего-то показалось мне ещё более уязвимым. И таким знакомым — взгляд на накирийца — что, если бы не серый цвет глаз, приняла бы их за братьев.
Вздохнув, обвязала запястья, ощущая, как копится в душе гадливость от самой себя. Бездна, я злиться должна! Всё, хватит на сегодня эмоций. Накинула на него покрывало. Забралась, наконец, в кровать и закрыла глаза.
— Ложись в постель. Думаю, мы друг друга поняли, — вспомнила о накирийце.
Через пару мгновений кровать прогнулась с другой половины.
Ожидала, что засну сразу же, однако сон не пришёл ни через пять минут, ни через десять. И дело было в стучащей по мозгу совести, не дающей отвести взгляд от закаменевшего парня.
— Скажи ему, что я не злюсь, — устало проговорила, уверенная, что накириец не спит.
Несколько секунд тишины и…
— Ему не нужны мои слова, чтобы видеть это.
Дьявол. Не сильно ему размышления в углу помогли.
— Ты издеваешься? — со скукой спрашиваю.
— Я злюсь.
Кто бы сомневался. Но парню всё же что-то сказал. Прикрыла глаза, засыпая.
— Прекрати дергать кровать, — вяло пробурчала через несколько минут, чувствуя под собой едва ли не вибрацию.
— Если б-бы от меня это з-зависело, непременно бы пос-слушался, — клацая зубами, выдавили мне в ответ.
И за каким плевком астероида я вколола ему этот чёртов регенератор?
— О, великий космос, вы дадите мне поспать?! — простонала, приподнимаясь.
Стащила с себя кофту, избавилась от штанов, скидывая всё прямо рядом с кроватью и оставаясь в белье и тонкой майке.
Залезла к накирийцу под одеяло и прижалась, чувствуя, что он действительно ледяной.
Он попытался что-то сказать, но я лишь цыкнула недовольно. Поёрзала немного, выискивая удобное положение, и успокоилась.
На грани сна вдруг поняла, что он потихоньку переворачивается, подгребая меня под себя.
— Не наглей, — лениво толкнула в плечо, впрочем, не пытаясь выбраться.
— Так теплее, — прошептал куда-то в район шеи, самостоятельно закидывая мои руки себе на спину.
Что-то там ответила и отключилась. Успев подумать, что вот в обед, в обед точно выпорю.
Глава 12
Просыпаясь, я попыталась привычно потянуться, но сдвинуться не смогла. Будильник, пропищав положенные пятнадцать секунд, замолк, более не тревожа.
Двинула рукой, чтобы потереть глаза, но на середине пути замерла. Под ладонью ощущалась слишком уж странная для одеяла текстура. А ещё надо мной что-то завозилось, но бессознательно, сонно и лениво.
Подавила зевок и разлепила глаза. Мягкий утренний свет, включаемый будильником, чем-то напоминал пасмурное утро, отчего сонливость нападала с новой силой.
И накириец, прижимающий меня к кровати, просыпаться совершенно не хотел.
— Вставай, — негромко позвала.
Отстранённо отметила, что мои руки удобно покоятся на его шее, а под ладонью ощущается шелковистость волос. Немного поиграла спутавшимися за ночь прядями, пока ждала, что он проснется. Это успокаивало, а в голове медленно сновали отрывки недоработанного вчера кода.
Наверное, прошло где-то с минуту до того, как мужчина всё же поднял голову с подушки. Мне было всё равно. В сознании крутились шестеренки, подбирая решение к поставленной задаче. И сказать, где сейчас меня больше — в постели или в стране вычислений, — было бы очень сложно.
Накириец плавно перенес вес на предплечья, нависая теперь прямо над лицом в каких-то жалких сантиметрах, да так и замер, уставившись на меня сонными глазами. Это вернуло к реальности.
Пожалуй, я впервые внимательно рассмотрела его внешность. Очень необычную, словно сборную. Широкий лоб, как у всех, в ком больше шестидесяти процентов славянской линии. И тут же слегка приподнятые уголками к вискам глаза, как у потомков азиатов. Но не узкие, нет. Красивой миндалевидной формы в окружении обсидиановых вееров ресниц. Золотистый цвет в контрасте с чёрным и тёмно-зеленым — результат искусственно разработанных генов. Губы полные, капризные. Улыбаюсь характеристике. Накириец какой угодно, но не капризный, а губы именно такие. И нос крупный, с лёгкой горбинкой, по которой хочется провести пальцем. Вот нос и губы у него от латинских линий. Брови. Брови заслуживают отдельного внимания своими чёткими контурами, ровным, словно выведенным кистью, уголком. Интересно, в них тоже можно увидеть темно-фиолетовый отсвет? У бровей слишком идеальная форма, что дает эффект ненатуральности. Очаровательной ненатуральности, впрочем. Но больше всего мне нравятся его высокие острые скулы. Я такие только у актеров видела, как результат многоразовой магической и хирургической коррекции. Сама мысль, что лев ходил в клинику лепить лицо, мне абсурдна. Нет, вот у него — наследие природы. Наверное, поэтому меня постоянно тянет погладить их рукой. Он такой весь… словно сплетен из противоречий.
И, боги, какая у него утренняя эрекция!
Только сейчас осознала, что мужчина лежит ровненько у меня между ног, будто так и надо. И он такой горячий и твёрдый, что я ощутила это даже через бельё и его штаны, хотя что там, этих миллиметров ткани? Жар разлился по телу, как сироп карамели.
Сонные глаза, без настороженности и угрозы, растрёпанные после сна волосы. Новая порция кипящей карамели по коже. Убрала одну руку с его шеи и прикоснулась указательным пальцем к скуле. Он слегка подался навстречу.
Внимательный взгляд в мои расфокусированные глаза и вдруг — движение бедрами с сильным нажимом. Звон пощечины разнесся звучным эхом по комнате.
Замер. А у меня дыхание перехватило. От сладкого давления между ног. От ощущаемой там же пульсации. Не моей, его. От понимания, что накирийца прёт от этой игры не меньше, чем меня. От вибрации сильного тела, что передаётся и мне.
Он медленно повернул откинутую ударом голову. И я плавилась под льющимся из его глаз золотом.
— Хочешь меня поцеловать? — прошептала, снова прикасаясь к скуле.
Нежно-нежно, так, наверное, бабочки собирают пыльцу с цветов.
Он промолчал. Да мне и не нужны его слова. Зачем? Слова могут врать, а тяжелое дыхание, загнанный стук сердца — нет. Вплела руку в волосы. Мне так нравится их шелковистость…
Лёгкий нажим, и он подался, да так рьяно, что пришлось силой останавливать, дергая за пряди до боли. Что снова отдало сахарной дрожью между ног. Зачем ты позволяешь мне это? Зачем даешь над собой власть? Меня это так опьяняет…
Ему не хватило каких-то миллиметров до моих губ.
Мягко
