очень жаль эту бывшую красавицу, которая теперь прятала свой шрам, зачесывая волосы на лицо. Единственным, что давало Маи силы, была надежда на объяснение с любимым.
И вот настал долгожданный день, когда джонка с драконьими парусами появилась в порту Аютхайи.
– Хун Чанг! – нищенка бросилась в ноги к сошедшему на берег китайцу.
Он едва признал в ней свою бывшую возлюбленную. Чанг Жень давно принял решение не прощать её, но девушка преследовала его, и в конце-концов он заговорил с Маи, взял её за руки.
Ночью сиамка беззвучно плакала от счастья на его груди. У Чанга тоже перехватывало в горле. Но этот средневековый бизнесмен был очень жёстким человеком. Наутро он положил девушке на живот тяжёлую монету-пульку – молча расплатился за услуги, и ушёл… Вот, скотина! Секс-турист китайский.
Действие перенеслось на его отплывшую джонку. Там этот Чанг себе места не находил. Потому что в глубине души он продолжал любить Маи, хотя по ошибке принимал свою любовь за ненависть. Я смотрела на него без сочувствия, но постепенно – вот чудеса – его боль передалась мне и стала едва выносимой.
Он вспоминал глаза Маи, когда та лежала с этой проклятой монетой в пупке, и думал: «Надо вернуться». Или это я сама шептала?
– Господин Чанг!
Он обернулся, наши взгляды встретились.
Звук, протяжно-тягучий, как удар храмового гонга, родился в глубине моря, прорвался на поверхность, завибрировал между нами, достигая нестерпимой силы.
Вот почему тот мир казался мне знакомым, а напевные странные названия то и дело всплывали в голове! Вот о чем рассказывали мои детские сны. И этот жест – кончиком указательного пальца по контуру губ. И иррациональная боязнь быть задушенной… Никто не забывает себя полностью.
Моряки забегали по палубе, убирая паруса. Была причина их беспокойства в этом разрастающемся звуке, или в маленькой тучке у горизонта? – Я так и не узнала, потому что спектакль оборвался. Вместо солнца в небе закрутился хрустальный ёж, а тучка выросла и разделилась на две огромные человеческие тени. Судя по позам, они собирались подраться за растянутым во весь небосвод тонким светло-серым занавесом.
– Что она здесь делает? – раскатисто загремел сердитый бас.
– Её п-последний круг! – прошевелила губами грузная тень с китайской прической. Это была Морена Ивановна.
– Она его уже профукала! – бас был похож на средневекового монаха в капюшоне. – Не пропущу!
– Пропустишь!
Из-за моей спины, глухо зарычав, выскочила голая собака администраторши. Я сообразила, что она покажет выход. Собака бросилась к занавесу. Когда она заползала под него, я успела разглядеть знакомый коридор с почерневшим паркетом и три ступеньки в кабинет. За занавесом началась свалка: тень собаки вцепилась в ногу оппоненту Морены Ивановны, а гигантская тень администраторши дубасила его по голове…
Постояв в пустом кабинете Морены и не дождавшись её, я прошла в гардероб. Свет горел везде, но в театре было тихо. Зрители давно разошлись. Ушла и строптивая гардеробщица, бросив мое пальто у окошка. Я машинально оделась, вышла на улицу, побрела по переулку. «Чудно всё-таки выглядело, когда тени за занавесом развалились на клочки и рассеялись, – вспоминала я. – Будто облака, разогнанные ветром».
О каком последнем круге они говорили? Надо мне было дождаться Морену Ивановну. Вот прямо сейчас вернусь и расспрошу её: что такое неправильное делаю в своей жизни?
Я поспешила обратно к подвалу, но наткнулась там на запертую дверь с заржавевшим замком. Проход был засыпан давно сопревшими листьями, а на двери висело старое объявление: «БТИ переехало в дом 20/30». Я присела на грязные ступеньки, закрыла лицо руками. Глаза Маи без укора смотрели на меня. Нет, это уже не она. Это невидящий взгляд моего отца. И как я, самодовольная кукла, посмела наказывать уже наказанных?
***
–Дедушка, что это за карта у тебя на стене?
– Это карта старинных кораблекрушений. Учёные изучили обломки кораблей, потом рассказали их историю.
Он всегда увлекался археологией. Как ужасно было бы, если б я лишила внука такого интересного деда.
А ведь в первый раз отец не поверил, что это именно я к нему пришла. Мы сидели в его полной пустых бутылок комнате, и он, такой жалкий в надетом задом наперё
д пуловере, с треугольным вырезом на спине, всё переспрашивал:
– Вы – вправду Зоя? – боясь прикоснуться.
Потом подвинул ко мне хлеб и банку варенья.
– Вы пейте чай.
Батон был зелёным от плесени.
Отец не жаловался на свою слепоту, о ней мне рассказали ложечка, ручкой вниз поставленная в чашку, и электронные часы, каждые пятнадцать минут объявлявшие время буратиньим голосом.
– Помнишь, ты однажды мне фокус показывал, палец хитро так поджимая? – я слегка пожала его руку. – Я, когда разобралась, назвала тебя «оманщиком». Та к ты этим «оманщиком» до-олго меня потом дразнил.
Кодовое слово сработало, он улыбнулся. Но его плохо выбритый старческий подбородок задрожал ещё сильнее.
– Мама не разрешала мне тебя навещать…
Мы с Никитком часто приходим сюда. Я обстирываю отца, глажу, готовлю – короче, веду себя, как нормальная дочь. Но сердобольная соседка по коммуналке (та, что сообщила мне о его слепоте) до сих пор плачет от умиления, когда мы с сталкиваемся на кухне.
– Дед! – Никиток встал на цыпочки, читая карту. – Ле-на Шо-аль!
Сердце мое пропустило удар, я сразу отставила утюг.
– Так, риф Лена Шоаль, – увлечённо начал отец. – 1486 год. Китайский корабль… Китай тогда был повелителем морей. Представь себе, Никита.... большая джонка, европейцы таких не строили… Плыла себе в мусульманские страны в девяностых годах пятнадцатого века, и вдруг затонула. Говорят, гигантский тайфун выбросил её на рифы… На борту находились китайский фарфор, керамика из Вьетнама и Таиланда… Но здесь есть тайна, которую учёные разгадать пока не могут. По идее, джонка должна была находиться к северу от рифа, а обломки почему-то найдены на южной стороне. Непонятно, что заставило капитана изменить маршрут и повернуть в сторону Таиланда.
– Мам, ты почему улыбаешься? – прервал его Никиток. – Мам! Отвечай!
Что я могу ответить? – «Сын, ты не поверишь, но я была китайцем, который плыл на этой джонке. Это моя любовная тоска развернула корабль, и всё закончилось бы хорошо ещё в первый раз, если б тайфун не вмешался в судьбу».
Сау тяй, кху кхаан, сау тяй… Поэтому мне дали второй шанс.
Пещера Максуса
Орлову и Воробушкиной было уютно чаёвничать вдвоём в кладовке. На полках стояли бутыли с ядовитыми
