нечего терять.
— Это… хорошая мысль, — обнимая руками за плечи, слегка ласкаю языком его шею, — запомни её…
Он подхватывает меня обеими руками под ягодицы и резко приподнимает, так резко, что я, запрокинувшись назад, едва не падаю, но он сам, почувствовав моё движение, не позволяет этому случится, опустившись на колени, одновременно укладываясь спиной на ковер, затягивает меня на себя.
Оу, а так можно было?
Мои ягодицы снова двигают, приподнимают, лёгкое скольжение между моих бёдер словно выскальзывающего из-под меня тела — и вот я уже ощущаю под собой его губы, вскрикивая от неожиданности и истомы, руки, соскользнув с плечей, упираются в мягкий ворс ковра. Как и… колени? Мысль улетает куда-то, вместе с восприятием реальности, оставляя лишь его губы на моих нижних губках, его язык на моём клиторе, его руки, поддерживающие меня над его лицом, и его дыхание, обжигающее снизу всю меня — раскрытую и покорную его движениям, поддатливую и слабую… Меня — настоящую… только с ним… Здесь и сейчас, овладевая друг другом, мы не оставим места ни мыслям, ни сомнениям. Ничему, что вернется утром. Но не раньше… только мягкий ковер под моими коленями…
УТРО
Она спала на мне.
Не просто лежа рядышком, как иногда делали аристократки и аристократы, утомленные сексом, положив голову мне на грудь, в лучшем случае закинув на меня ногу или руку. Неет.
Она спала на мне ВСЯ, просто не потрудившись перелечь после… оргазма, только слегка поёрзала, положив под голову на моей груди свои ладошки и уткнув локти в мои подмышки. Ноги она странно поджала, расположив словно поперек моих. Выдохнула, что-то буркнула и… вырубилась…
Просто заснула, слегка посапывая, щекоча мне грудь и лицо своими разметавшимися волосами.
А я старался не дышать. Ну или дышать хотя бы не глубоко. В прошлую ночь я сам заснул, не осознав этого. Не разбудила, не прогнала. Хотя тогда проснулась раньше меня.
А сегодня я не спал вообще. Время, проведенное с ней на ковре, конечно, можно было назвать сном, но относилось это к восприятию реальности, а не к состоянию организма.
Потом кровать… Мне казалось, что перенес её туда уже довольно уставшую, уложил, хотел уйти, но она, словно прочувствовав, не отпустила, уложила рядом… потом под себя… и… после… просто заснула.
А я лежу и стараюсь не дышать. Ну или дышать хотя бы не глубоко. У меня нет сил даже стукнуться головой о стену. Раньше помогало, когда начинал забываться. Теперь — поздно.
Лежу, практически обнимая трепетное сопящее тело, не давая с меня скатиться, и понимая, что для меня теперь имеют значение совсем другие вещи.
И ведь кажется, что для неё тоже! Но это не имеет значения.
И то, что я её предам, тоже не имеет значения. Я не знаю, как назвать то, что сейчас происходит. Но ближе всего — доверие. Разве можно спать на том, кому не доверяешь? Вот это доверие я и предам.
Я знал, что у меня по лицу текут слёзы. Они долго собирались в глазах, пекли, жгли своей солью, не желая скатываться, а теперь, наконец высвободившись, текли по щекам, собираясь в крупные капли на начавшей пробиваться за сутки щетине. Я и не пытался их сдерживать — пусть, она всё равно их не увидит, я умею контролировать. Просто сейчас, когда всё не так, когда сердце навыворот — можно. Пусть.
Зачем? Соль, зачем?!
Зачем она отдалась мне в ту ночь? Еще там, в борделе, где, потеряв надежду, я просто ждал конца.
Зачем она отдалась МНЕ?
В ту ночь она именно отдавалась, не брала меня, нет, не просто использовала, а именно отдавалась, заставляя меня отдаваться в ответ, не отрабатывать, не удовлетворять, а именно отдаваться. Только в ту ночь я не просто понял значение этого слова, я его прочувствовал. Хотя объяснять пытались многие, каждый по-своему, даже Дэрек, в своей научно-экспериментальной манере, но дошло вот только с ней. Она не объясняла, она дала прочувствовать. И повторила это снова. Без тени колебаний. И от этого почему-то больно.
Именно от этого. А не от того, что я опять предам человека, который мне доверяет.
Соль, зачем?!
.
*****
Да что же это такое? Совсем страх потеряла?
Нет, мозг нужно всё-таки включённым держать. Просыпаюсь — а меня за задницу придерживают, чтоб не свалилась, да ещё по волосам другой ручкой поглаживают! И, откуда бы вы думали, чтоб не свалилась?
С голого мужика! Которого знаю второй день! Да я сдурела!
Боюсь даже резко вскочить — больно же могу сделать. Ну, там… наступить куда-то… не туда. Просто гляжу ему в лицо — очень надеюсь, что не с ужасом — и вижу, как что-то странное исчезает из его покрасневших глаз. Пустеют они, что ли. И почему покрасневших? Не спал всю ночь?
Меня аккуратно — почти нежно, ага, — снимают, укладывают на кровать со своего гибкого, (отжиг, да что со мной!), тела, а само тело сползает на пол. Умащивается на колени и, зыркнув еще раз, с приглушенным ковром стуком бъёться лбом об пол.
Полегчало?
И тебе доброе утро.
ПЕРСТЕНЬ
Вот так пялиться на него голоколенопреклоненного утром может и в привычку войти. Ну, не то чтобы в плохую. Но позу можно и обыграть. Вот вечером же тоже на колени вроде упал… со мной вместе… но с этим-вот — не сравнить!
Ну и фи. Нравится пол на прочность лбом проверять — отжиг с тобой. Как говорила моя бабушка — нема ума — чужой не вставишь. Вот и не буду. Пока.
Резко и противно пропищал брасфон. Твою ж в утиль! Опять проспала! И вообще забыла! Встреча!
Взвиваюсь — ванна! Быстро! Две минуты — душ, пока сушу волосы, высыхаю сама. Хватаю выстиранные костюм и белье, (спасибо, хозяйственный мой, за инициативу, благо ткань не мнущаяся), одеваться бегу в комнату, одновременно сыпя инструкциями.
— Я ухожу, ходить по дому можно, по всему, но не шкодить. В смысле, не вредить. Внизу на кухне
