От рук невежества слепого,
От взоров зависти косой.
Картины, думы и рассказы
Для вас я вновь перемешал,
Смешное с важным сочетал
И бешеной любви проказы
В архивах ада отыскал…
«Вот муза, резвая болтунья…»*
Вот муза, резвая болтунья,
Которую ты столь любил.
Раскаялась моя шалунья,
Придворный тон ее пленил;
Ее всевышний осенил
Своей небесной благодатью –
Она духовному занятью
Опасной жертвует игрой.
Не удивляйся, милый мой,
Ее израильскому платью –
Прости ей прежние грехи
И под заветною печатью
Прими опасные стихи.
«Если с нежной красотой…»*
Если с нежной красотой
Вы чувствительны душою,
Если горести чужой
Вам ужасно быть виною,
Если тяжко помнить вам
Жертву тайного страданья –
Не оставлю сим листам
Моего воспоминанья.
Денису Давыдову («Певец-гусар, ты пел биваки…»)*
Певец-гусар, ты пел биваки,
Раздолье ухарских пиров
И грозную потеху драки,
И завитки своих усов.
С веселых струн во дни покоя
Походную сдувая пыль,
Ты славил, лиру перестроя,
Любовь и мирную бутыль.
———
Я слушаю тебя и сердцем молодею.
Мне сладок жар твоих речей,
Печальный, снова пламенею
Воспоминаньем прежних дней.
———
Я всё люблю язык страстей,
Его пленительные звуки
Приятны мне, как глас друзей
Во дни печальные разлуки.
«A son amant Egle sans resistance…»*
A son amant Eglé sans résistance
Avait cédé – mais lui pâle et perclus
Se déménait – enfin n'en pouvant plus
Tout essoufflé tira… sa révérance, –
«Monsieur, – Eglé d'un ton plein d'arrogance, –
Parlez, Monsieur: pourquoi donc mon aspect
Vous glace-t-il? m'en direz vous la cause?
Est-ce dégoût?» – Mon dieu, c'est autre chose. –
«Excès d'amour?» – Non, excès de respect.[2]
«J'ai possede maitresse honnete…»*
J'ai possédé maîtresse honnête.
Je la servais comme il lui faut,
Mais je n'ai point tourné de tête, –
Je n'ai jamais visé si haut.[3]
«В твою светлицу, друг мой нежный…»*
В твою светлицу, друг мой нежный,
Я прихожу в последний раз.
Любви, отрады безмятежной
Делю с тобой последний час.
Вперед одна в надежде томной
Не жди меня средь ночи темной,
До первых утренних лучей
Не жги свечей.
Отрывки*
Теснится средь толпы еврей сребролюбивый.
Под буркою казак, Кавказа властелин,
Болтливый грек и турок молчаливый,
И важный перс, и хитрый армянин –1
Генерал не попал
. . . . . . . .
Но к обеду опоздал,
И вздыхает Зоя.2
во дни Дадона
Был монастырь, где чернецы
Без правила и без закона3
В беспечных радостях, в живом очарованье,
О дни весны моей, вы скоро утекли.
Теките медленней в моем воспоминанье
Одна черта руки моей,
Тебе довольно, друг мой нежный –
Над облаками скачут лани
Гостомыслову могилу грозную вижу…
Легконогие елени по лесу рыщут…
Есть надежда! верь, Вадим, народ натерпелся…
Он далече, далече плывет в печальном тумане…4
Вдали тех пропастей глубоких,
Где в муках вечных и жестоких
Где слез во мраке льются реки,
Откуда изгнаны навеки
Надежда, мир, любовь и сон,
Где море адское клокочет,
Где, грешника внимая стон,
Ужасный Сатана хохочет…5
Из Байрона
Нет ветра – синяя волна
На прах Афин . . . катится;
. . . . . . . . . .
Высокая могила зрится.6
Ведите же прежде телят вы к вымени…
юницы.
1822
Баратынскому: Из Бессарабии*
Сия пустынная страна
Священна для души поэта:
Она Державиным воспета
И славой русскою полна.
Еще доныне тень Назона
Дунайских ищет берегов;
Она летит на сладкий зов
Питомцев муз и Аполлона,
И с нею часто при луне
Брожу вдоль берега крутого;
Но, друг, обнять милее мне
В тебе Овидия живого.
Баратынскому («Я жду обещанной тетради…»)*
Я жду обещанной тетради:
Что ж медлишь, милый трубадур!
Пришли ее мне, Феба ради,
И награди тебя Амур.
Друзьям («Вчера был день разлуки шумной…»)*
Вчера был день разлуки шумной,
Вчера был Вакха буйный пир,
При кликах юности безумной,
При громе чаш, при звуке лир.
Так! Музы вас благословили,
Венками свыше осеня,
Когда вы, други, отличили
Почетной чашею меня.
Честолюбивой позолотой
Не ослепляя наших глаз,
Она не суетной работой,
Не резьбою пленяла нас;
