дверь открывали. Невелики сложности. — «Признался» красавец мужчина.
— Все бы вам посмеяться над бедной девушкой!
— Вовсе нет. — Заспорил Пак с самым честным и серьезным видом, — и в знак своей искренности я, как и обещал, постараюсь устроить вашу дальнейшую судьбу. Только умоляю, подумайте еще раз хорошенько, так ли нужен Вам этот самый продюсер. Вы же повар просто от бога!
— Это вы просто не слышали как я пою! — Без тени малейшей скромности объявила мадемуазель Порывай и без всякой подготовки затянула во весь голос, так сказать, «а капелла», без музыкального сопровождения.
Дом мой достроен,
Но я в нем один.
Хлопнула дверь за спиной.
Ветер осенний стучится в окно,
Плачет опять надо мной.
Ночью гроза,
А на утро туман.
Солнце остыло совсем.
Давние боли
Идут чередой.
Пусть собираются все.
УААААААА-АААА-А
УААААААА-АААА-А
От ее пронзительного «Уаа-а-а» со стены в гостиной упала картина, соседские собаки залились безудержным лаем, и даже флегматичный безучастный Эркин из своих неведомых эмпирей возвратился и пристально посмотрел на внезапно расшалившуюся будущую примадонну. А что, имя, отчество почти позволяют, голос тоже, мягко так скажем, на уровне.
— Однако вы полны талантов, прекрасная дева. — Сделал он комплимент девушке и тут же продолжил уже по отношению к Паку: — Ты должен сделать, как она желает. Божественный голос. — И снова впал в некое подобие транса.
— Да я и так бы все выполнил. Сказал же. — Проворчал Пак, после чего обратился уже к девушке: — Завтра в ресторане гостиницы «Центральная» с пятнадцати-сорока семи до шестнадцати-тринадцати будет обедать продюсер Василий Бабудзе. Ты ведь в курсе, что на день города ваши власти решили на центральной площади концерт группы «Фуагра» устроить?
— Не-ет…. Ой! Так здорово! Я их обожаю! — Захлопала в ладоши Авива, уже предвкушая встречу с любимой группой.
— Так вот, — продолжил Пак, не обратив внимания на восторги фанатки. — Твоя задача именно в это время оказаться в ресторане и исполнить с ихней сцены максимально эмоциональную песню. О всем дальнейшем я уже позабочусь.
— Ой! А что петь-то? — Как-то вот так сразу поверила будущая певица в серьезность происходящего, включая чтение мыслей и предсказание с точностью до минуты будущего распорядка дня известного музыкального продюсера.
— А это ты, голуба уже сама должна будешь определить. Я в ваших нынешних мелодиях, признаться, не очень силен.
После совместного с Паком часового перебора припомненных девушкой песен, остановились на песне из репертуара Татьяны Булановой:
Не плачь,
Еще одна осталась ночь у нас с тобой.
Еще один раз прошепчу тебе: «Ты мой».
Еще один последний раз твои глаза
В мои посмотрят и слеза
вдруг упадет на руку мне, а завтра я
Одна останусь без тебя…
Но ты не плачь.
Не плачь,
Так получилось, что судьба нам не дала
С тобой быть вместе, где же раньше я была…
Так поздно встретила тебя, но в этот миг
Я знаю, что теперь твоя, и только крик
Сдержу я завтра, а сейчас
побудь со мной в последний раз,
В последний раз…
Вместе с Авивой нахмурилась и заплакала даже природа, пролившись коротким теплым дождиком, а Пак, которому прямо в глаза и была исполнена песня, впал в оцепенение.
— Ладно, не грусти, старый друг. — Снова раздались совершенно непонятные девушке слова Эркина. — Не знаю, как это отразится в конечном итоге на вселенском равновесии, но тряхну стариной. Сирены — они существа тоже бессмертные…. Но дальше, голубь сизокрылый, ты уже сам. Только сам.
Так и по спальням вечером разошлись: Эркин, снова ко всему окружающему совершенно безучастный, Авива, вся в мечтах о своем завтрашнем триумфе… или в страхе о завтрашнем великом конфузе. Состояние у нее так быстро менялось и мысли такими испуганными воробышками порхали, что Пак даже не пытался их читать. Да и сам Пак был в этот вечер необычайно задумчивым.
* * *
Утро в психиатрической клинике вполне себе спокойным выдалось. Доктор Загуменов свою смену коллегам сдал. Видать, взбучка, которую он их санитарке бабе Мане устроил, оказала свое благотворное воздействие, больше скорые до самого утра во двор их больницы не заглядывали. Полковник Борис Павл…. Впрочем, какой он теперь полковник, к черту? На больничных халатах вообще звездочек нет. Все пациенты тут в равных условиях, так что даже по имени-отчеству обзываться — верх гордыни. Ну, если ты не Наполеон Бонапартович, конечно. Но откуда взяться Наполеонам в провинциальном Иганске? Вот в столичных дурках, они, говорят, даже дебаты между собой устраивают, чтобы свою исключительную легитимность доказать.
Так вот, Борис, пока и до самого окончания курса лечения просто Борис, проснулся от бьющего сквозь оконные стекла солнечного лучика. Долго не мог сообразить, где он. Хорошо еще, что на вопрос «Кто?» ответ сразу отыскал, после ударных доз аминазина вкупе с сопутствующими препаратами, знаете, иногда и не такое случается…. На соседней кровати похрапывал смуглый, горбоносый мужик. И больше ни одной души вокруг. Пришлось в коридоре ответы на свои вопросы искать. Как был в трусах и майке, так туда и вышел.
— Ах, какой мужчина! — Внезапно услышал и обернулся на голос. Все же уже лет двадцать, если не больше, не отзывались о нем дамы в таком ключе. Аккурат с того самого момента, как на бумажную работу ушел и тренировки по самбо забросил.
В коридоре, возле пустующей конторки медицинской сестры застыла достаточно упитанная женщина средних лет и его тело с явным вожделением рассматривала. И матерый полковник в испуге в свою палату ретировался. Как гимназистка застеснялся, ей богу! Отвык от женского внимания.
А еще через полчаса старая уже тетка в застиранном фартуке по коридору зычным голосом начала пациентов на завтрак созывать. Спавший до сего момента южанин с соседней кровати как подорвался. Вскочил, на ходу халат напялил и, чуть ли не теряя на ходу тапки, из комнаты выбежал. Ну, и Борис вслед за ним поспешил. Тоже уже в халате, а то пристают тут разные… интересные.
* * *
— Михайлова! Ирина, ты выполнила мое поручение? — Голос Серебрянского, хозяина и директора рекламного агентства звучал по-отечески строго. Импозантный барин даже из своего роскошного стеклянного кабинета-аквариума выбрался, и до рабочего столика, за которым сидела Ирина, дошел, чтобы задать своей подчиненной этот насущный вопрос.
— Конечно, Вячеслав Михайлович, выполнила. — Отозвалась Ирина, кладя перед боссом листок с полученной вчера собственноручной росписью клиента об отсутствии у него каких-либо претензий в адрес проштрафившегося агентства.
— Долго провозилась? — Это уже Лидка, сотрудница из-за соседнего стола. Та еще стерва и гадина подколодная. — До вечера хоть управилась? Или до утра уговаривать мужчинку пришлось?
— Ну что ты, Лидочка! — Пропела медовым голоском Ирина. — Моему Андрюше и пяти минут не понадобилось, чтобы убедить хитрого еврея это согласие подписать. Господин Сруль Вениамин Борухович со слезами на глазах эту свою подпись оставлял. Еще и клялся, всю оставшуюся у него жизнь прожить исключительно честно, на благо людей.
— Какой Сруль? Я тебя к Вениамину Борисовичу Листьеву посылал! — Серебрянский взревел раненым бизоном. Почувствовал, что что-то не так в этой истории пошло. Он-то всего лишь подгон симпатичной девочки постоянному клиенту сделал. Так сказать, от нашего дома вашему. Тому только и оставалось, что свой барственный гнев изобразить. Михайлова сама должна была в постельку улечься, чтобы скандал замять. Ответственная она очень… была.
— Так Сруль и Листьев — одно и то же лицо! — Объявила Ирина, изобразив на своем лице само простодушие, как она его себе представляла. — Веня Сруль по подложным документам живет. Он моему парню в этом сразу признался, даже пытать не пришлось. И сотрудничать со следствием сразу же согласился.
— Какое следствие? У тебя же Андрей во вневедомственной охране работает! — Серебрянский весь покраснел и даже вспотел от волнения.
— Ну, да, во вневедомственной. А я как сказала? Ой! Не слушайте вы меня! Это я вечно что-то не то болтаю. Конечно во вневедомственной. У него даже формы своей нет, всегда в штатском ходит.
— Вячеслав Михайлович, что с вами? Вызовите кто-нибудь скорую! — Полдюжины симпатичных сотрудниц засуетились возле