Не сейчас. Я знаю, что с тобой беседовал Император.
Спина вздрогнула.
Он и вправду надеялся, что Верховный настолько ему доверяет, чтобы вовсе не приглядывать?
— Я был тверд в своей вере.
— Не сомневаюсь.
Когда-то, очень давно, он сам, не будучи Верховным, вот так же подносил теплое молоко. И вновь же мешал его с жиром и медом.
Хорошее сочетание. Терпкое. Многое позволяет скрыть.
— Но что ты думаешь сам?
— Думаю?
А пальцы вытянутых рук подрагивают. Страшно? Ничего, этот страх не идет ни в какое сравнение с другим. Верховный позволил себе улыбнуться. Какое удивительное заблуждение. А главное, распространенное. Он ведь тоже полагал, что, достигнув вершины, станет свободен. Прежде всего от страха.
Вышло наоборот.
— Что ты думаешь о магах? Об их предложении? О том, что они нужны нам?
— Я…
— Ты ведь думал об этом? Не разочаровывай меня, Нинус. И разогнись уже. Я не собираюсь тебя убивать.
Вряд ли Верховному поверили, но спину Нинус распрямил. Так-то лучше. Всяко удобнее беседовать с человеком, нежели с его спиной.
— Император прав. Маги нужны нам.
— Нам?
— И нам тоже, — ответил Нинус с необычайным упрямством. — Вам ли не знать, сколь многие недовольны. Не только границы великой Империи ослабли, но и границы веры.
Он стиснул кулачки.
А ведь верит. Искренне верит. Эта искренность, эта уверенность, что именно они, избранные отцом-Солнцем, благословенные светом его, и держат на плечах своих мироздание, когда-то и привлекла внимание. С той поры прошел не один десяток лет, но вера никуда не исчезла.
Хорошо ли это?
— Вам ли не знать, что все реже люди заглядывают в храмы. Все меньше жертвуют. Что утратили они страх перед Богами. Что все чаще раздаются голоса, которые призывают остановить жертвоприношения! — это Нинус почти выкрикнул. — И все меньше тех, кто верит, что так нужно! Что не по воле своей, не по прихоти совершаем мы это!
Верховный склонил голову.
Так и есть. И даже здесь, в самом сердце Империи, в Благословенном городе, эти голоса слышны, что уж говорить о провинции?
Путь бескровного служения.
Принцип добровольности.
Ересь!
— И чем нам помогут маги?
— Многим, — Нинус сложил руки на коленях. Поза его по-прежнему выражала почтительность, но ныне в ней не осталось ничего-то раболепствующего. — Сотворенные магами ищейки не знают устали. Они способны держать след и по камню, и по воде. Их зелья любого заставят говорить правду. Их големы разрушат любое убежище, любую крепость. Мы пройдем по лесам и горам. Мы вырвем ересь, выжжем её, не оставив никого, кто усомнился бы в величии Богов!
Верховный прикрыл глаза.
— А еще их фокусы легко выдать за чудо, — сказал он тихо. — Простонародью ведь нужны чудеса, верно?
— Они глупы, что мулы. Но пахать поле лучше на довольном муле.
— Верно. Как хорошо все складывается.
Нинус нахмурился.
— Вопрос лишь в том, насколько их хватит. Чудеса? Их продадут нам охотно. И големов. И ищеек. А еще тех, кто держит в своих руках и големов, и ищеек.
Верховный подавил вздох.
Рано ему еще уходить. Нинус умный мальчик, но, как ни печально признать сие, слишком уж одержимый верой. Для жреца это неплохо. Для Верховного жреца — непростительно.
Он с радостью бросится выкорчевывать ересь, оставив храмы на откуп магам.
Нельзя.
И неужели Император не видит? Не понимает?
Или и видит, и понимает? Он ведь тоже не глуп. Стравить жрецов и магов, чтобы пользоваться и теми, и другими? А после подмять под себя? Сложно.
И тяжело.
Верховный допил молоко и, позволив нарушить молчание, велел:
— Иди. Передай там, что завтра я буду готов вернуть их… добро.
Камни все еще хранили холод.
Завтра. Завтра Верховный поднимет шкатулку на вершину пирамиды. Поставит её на золотое блюдо, на то, куда позже лягут и сердца. Наверное, можно было бы отыскать иное место.
Спрятать.
Укрыть от взгляда богов.
Но Верховный не захотел. Напротив, в самый первый раз, когда он отнес шкатулку наверх, он надеялся, что боги оживут. И поразят наглеца.
Не поразили.
Статуи остались недвижимы. И глаза их, выточенные из цельных драгоценных камней, не ожили. Солнце не рухнуло на землю. Не ударили молнии. Не разверзлись небеса.
Ничего-то не произошло.
Снаружи.
— Они желали бы узнать, сможете ли вы взять больше камней? И готовы платить за помощь.
— Чем?
Не хватало принимать плату. Или все-таки только и оставалось, что плату принимать? Может, правы те, кто говорил, что истинная Империя давно мертва?
— Они знают, что золото мира и без того принадлежит Отцу-Солнцу. А потому просят вас принять две дюжины крепких рабов. Это воины-северяне, именующие себя норраман. Они свирепы и храбры. И каждый в бою поразил не менее трех наемников. А потому их сердца полны живого пламени.
Хороший дар.
Правильный.
И тем смущает. Проклятые маги знают о храмах и вере куда больше, чем следует.
— Хорошо, — Верховный прикрыл глаза.
— А еще, — Нинус слегка запнулся. — Они умоляют вас не отвергать вот это.
Он вытащил темно-зеленый камень, вставленный в золотую пластину. Пластина пестрела письменами, но прочесть написанное Верховный не мог.
Надо будет поискать среди храмовых невольников кого-то, кто знал язык магов.
— И что это?
— Это жизненная сила, воплощенная в камне. Она будет питать ваше тело, и недуги, вас снедающие, отступят, — Нинус вытянул руку, а другую приложил к груди. — Я хочу, чтобы вы жили! Жили долго и во славу Богов!
Необычайное признание.
— Почему?
Амулет раскачивался на толстой цепочке. Манил. Просил взять себя в руки, обещая, что отступят и слабость, и предательская дрожь в руках. Спина разогнется. И уйдет холод, что пробирается в кости, несмотря на меховые одеяла и покрывала из тончайшей шерсти.
— Неужели не желаешь занять мое место?
— Нет, — Нинус мотнул головой. — Я не справлюсь. Я хочу, чтобы вы жили. И долго. Чтобы одарили меня копьем и щитом. Чтобы позволили выступить за веру. Я желаю под вашей рукой бороться с ересью, ибо она суть яд, который точит сердце Империи!
Камень блеснул.
И Верховный поднялся.
— Верховный жрец из меня не выйдет. Я слишком прямой. Неудобный. Я не понимаю в политике. Я не буду угоден Императору. Я недолго продержусь на вашем месте. А на своем принесу пользу. Вам и вере.
Пальцы коснулись амулета, и их обдало теплом. Волна его прокатилась по телу, снимая боль. И впервые за долгие годы развернулись легкие, застучало ровно сердце, будто ожило, наконец.
Верховный едва сдержался, чтобы не отбросить проклятую вещь.
Они думают, что его можно купить этим вот?
Хотя… пожалуй, что можно.
Хитрые твари.
