— А тебе зачем?
— Нужно. Очень нужно, — повторила я, судорожно поводя плечами.
— Зачем?
Мамин голос тоже дрожал. И веко дергалось. Или это просто я не могла перестать моргать.
— Зачем Катя звонила Сомовым?
Ну да, Катя не могла сделать это тихо!
— Мам, я не упала, — выдала я, морщась от боли, которая сдавила не голову, а грудную клетку.
— Я это сразу поняла, — процедила мать сквозь зубы. — Ты была у него? Это он сделал?
— Как бы он мог это сделать! — взвизгнула я и почувствовала спиной присутствие в коридоре отца. — Мы попали в аварию. Это осколки стекла…
И я показала маме руку. Потом обернулась к отцу и помахала пальцами перед его носом. И стиснула зубы — мне было очень больно.
— Какая авария? Как ты оказалась с Сомовым?
Сказала «А», говори «Б», это я уже поняла, как и то, что сейчас врать нельзя… Сейчас я сама не справлюсь, ну никак… И Джек не справится. Из двух зол мои родители не самое страшное.
— Он взял машину деда. Мы были на даче…
— Что вы там делали?
— Мам, хватит уже задавать тупые вопросы! Женька не виноват. В нас влетели… По встречке. Ту машину занесло… Тот водитель не справился с управлением. Женька просто бил по тормозам, как учил дядя Володя…
Я понятия не имела, чему учил его отец, мне просто нужно было что-то сказать перед грозным родительским судом.
— Они погибли, оба… Мы вызвали ментов и скорую. Женька отправил меня домой… А сейчас его нет дома. Они его не отпустили. Понимаешь? А он не виноват. И я должна ехать туда, сказать, что это не он. Понимаешь?!
Вряд ли меня можно было в тот момент понять. Сопли, слезы, крик — все слилось в один протяжный вой. Мама усадила меня на свой табурет, налила чаю, но я не могла пить… Могла только выбить чашкой зубы, которые стучали, как на морозе.
— Зачем тебе Юркин телефон?
— Чтобы он позвонил Сомовым. Узнал, что с Женькой, где он…
— Сама позвони.
— Они не будут со мной говорить…
— Мать, ты позвони! — не выдержал отец.
До этой секунды он молчал, переваривая услышанное, но вряд ли, конечно, переварил.
Но прежде мать спросила:
— Они про вас знают?
Я мотнула головой и прошептала:
— Какое это сейчас имеет значения… У Женьки еще и прав нет…
— Серьезно? У него и нет прав? — буркнул отец и тут же ретировался с кухни.
Катя стояла в коридоре — пряталась за углом, подслушивала. Мне было плевать… Мать не взяла телефон, который висел на стене кухни и ушла в большую комнату. Только когда за ней хлопнула дверь, я вспомнила, что телефонная книга лежит в комоде. Лишь бы в ней был нужный номер…
Катя вошла в кухню.
— И давно ты с ним спишь? — спросила с вызовом, точно имела какое-то право меня отчитывать.
— Какая тебе разница?! — заорала я громче, чем если бы просто шарахнула скалкой по стояку: плевать, что разбужу соседей, плевать! — Сгинь отсюда!
Я схватила чашку, сделала глоток, но не проглотила. Бросилась в туалет, где меня выворачивало минуты три, просто желчью — бутерброды мы съели еще в два часа дня.
— Славка, ты что, беременная?
Я думала, что утоплю сестру в унитазе! От возмездия ее спасла мама. Она потащила меня в ванную и крикнула Кате принести валерьянки.
— Он в больнице. У него нос, кажется, сломан и что-то там с рукой… — тараторила мать, затыкая мне рот полотенцем, точно кляпом. — Водитель погиб на месте, пассажир в тяжелом состоянии находится в больнице, — вещала мать голосом диктора криминальной хроники. — Больше его мать ничего не знает. Володька где-то там сейчас, у своих. Он позвонит, если ты потребуешься в качестве свидетеля. А мать завтра поедет к Женьке в больницу…
— Я тоже поеду!
— А ты будешь сидеть дома! — рявкнула мать и сунула мне под нос три таблетки.
Я выхватила из рук Кати стакан с водой и потребовала от нее убраться вон. Мать вытащила из шкафчика йод и вату со спичкой. Я пищала и дергалась.
— Сама его выбрала, теперь терпи! У тебя с головой все в порядке?
Я сначала не поняла, о чем именно мать спрашивает. Потом начала ощупывать затылок. Глаза у меня сейчас так и так огромные. Они не показатель.
— Завтра с утра едем в травму, — заявила мать и отправила меня спать.
Я не спала. Катя, наверное, тоже, но умудренная опытом молчала. Утром еда не лезла в меня ни в какую. Нервная тошнота не прошла, но чай я выпила. Но чуть не захлебнулась последним глотком, когда зазвонил телефон. Ответила мать, опередила меня. Мое сердце перестало биться. Но это звонил не дядя Володя, а…
— Твой Юра.
Я схватила трубку.
— Как Джек? — выдохнула вместо «алло».
— Я звоню узнать, как ты? Он в порядке. Ну… Не считая рожи.
— Моя не лучше, я вся в йоде, — попыталась я улыбнуться и пошевелить рукой.
Та посинела, но я со страху схватилась ей за телефон и теперь с трудом через боль переложила трубку в здоровую руку.
— К нему можно?
— А ты хочешь? Серьезно? Там же его мать…
— Все равно мы больше не шифруемся…
— Я могу не пойти на пары, — тут же сказал Шланг. — Сейчас попрошу у отца машину. А ты прогуливаешь школу?
— По уважительной причине… Где встретимся?
— До Рыбацкого доедешь?
— Да, конечно. Через два часа буду…
— Никуда ты не поедешь! — заявила мать, вырывая трубку, но Шланг уже нажал сброс.
Я вскочила с криком, что меня никто не остановит! И вообще это они виноваты со своей долбанной канавой, что мы с Женькой должны были на чужой машине ехать в гололед на дачу! Контраргументов про то, что она в моем возрасте уроки делала, а не с мальчиками встречалась, я не слушала. Мне было плевать. Я одевалась, стиснув от боли зубы. Рука распухла, но все пальцы двигались. Это просто ушиб!
— Просто ушиб! — кричала я на мать и отца. — У меня зрачки нормальные. Голова не болит! Оставьте меня в покое! Достали уже!
