комната стала наполняться светом. Маша распахнула створки и выглянула наружу. Небо заиграло красками, и вместе с ним стала просыпаться природа. Уже почти рассеялся утренний туман, в воздухе висел удивительный аромат цветов и свежести.
«Дзинь, дзинь!», — раздалось тихонько под окном. Это проснулись колокольчики и своим нежным перезвоном возвещали о начале нового дня. Защебетали птицы, где–то скрипнула калитка, снова запел петух, рядом пролетела стрекоза, прожужжал большой шмель, и от всего этого, укрытого небесной синевой, возникло удивительное ощущение радости и покоя, безмятежности и счастья.
— Ах! — только и сказала Маша. А потом подумала: «Может и не зря петух будит в такую рань, ведь всё это надо видеть и чувствовать».
Умиротворённая она снова заснула.
И снова Машу разбудили. Только на этот раз это была уже бабушка:
— Вставай, Машенька, день на дворе.
Часы показывали начало двенадцатого.
Маша встала, умылась и села завтракать. Бабушка приготовила овсяную кашу, которую Маша не очень любила, но на деревенском молоке каша выходила совсем другая, у неё появлялся вкус и аромат, и девочка её с удовольствием ела.
— Знаешь, бабушка, — сказала Маша, едва прожевав первую ложку, — а меня сегодня в четыре утра твой петух разбудил. (Надеюсь, вы все прекрасно помните, что за едой, особенно с набитым ртом, разговаривать крайне нежелательно. Но Маша так спешила рассказать, что совсем забыла об этом правиле). Как же можно так жить, когда он орёт каждый день в такую рань. У нас в городе, когда кто–то орёт под окном по ночам, мы полицию вызываем. Но здесь же не вызовешь полицейского к петуху?
— Да мы привыкли все, внученька. Уже и не реагируем. Петух и называется потому петух, что поёт.
— Так пусть себе днём поёт, когда все спят, а то он и нас, и кур своих будит, — предложила Маша.
— А ты знаешь загадки: «Не часы, а время сказывает», «Не сторож, а всех рано будит». Вначале он поёт в полночь, потом во втором часу, а третий раз уже в рассвет. Такова уж его природа, и по–другому он петь не станет. Раньше ведь в деревнях ни у кого часов не было, все определяли время по крику петуха. Всегда говорили: «до третьих петухов», то есть на рассвете. Люди верили, что когда петух пропоёт в третий раз, то все тёмные силы отступают и вся нечисть пропадает, и принимались за работу.
— Ты, бабушка, не понимаешь, — начала Маша. — Вот я сегодня встала в четыре утра, выглянула в окно — красота удивительная. Но если так делать каждый день, то уже и не такая удивительная. А зимой в четыре утра что делать — ни тебе солнца, ни птичек поющих, ни ароматов цветов, да и окно не откроешь. И зачем тогда будить в такую рань?
— Эх ты, городской житель, — улыбнулась бабушка, — у вас механические бездушные будильники, а здесь живое создание природы. Всё в мире создано со смыслом. Если петух всех будит на рассвете, то и вставать нужно на рассвете, вместе с солнцем, и жить нужно по солнышку. Вы, городские спать ложитесь поздно, когда уже глубокая ночь, просыпаетесь рано на работу, организм не восстанавливается. А ляг кто–нибудь в девять вечера — не поймут. По выходным спите допоздна. Это неправильно. От всего этого и болеете часто. Без солнышка жизни нет, и чем оно дольше сопровождает тебя, тем ты сильнее.
— Ну ты бабушка и говоришь, — запротивилась Маша, — ты представь, если все в городе лягут спать в девять вечера. Ни тебе ночных дискотек, ни клубов, ни театров, ни ресторанов, ни развлечений, ни прогулок под луной. А как я буду с друзьями в чате сидеть? В конце концов нас не поймут за границей — они все работают, а мы уже спим — им обидно будет, а когда мы рано встанем и будем работать — они уже спят, а мы работаем — им завидно станет. Нет, это непорядок. Хотя с другой стороны, многие в Европе начинают работу раньше, чем у нас и работают меньше. Немцы, например, трудятся на тридцать процентов меньше россиян, а живут лучше. Да и работать они начинают с восьми утра, а школы вообще с семи. Я это точно знаю, к нам они зимой в школу по обмену приезжали. Да и электричества будет расходоваться значительно меньше, это выгодно. Пожалуй, что–то в этом разумного есть. Не будем петуха варить.
— Да бог с тобой, — испугалась бабушка, — как это варить? Он у меня за всем курятником следит, без него никак нельзя. Поди ка лучше принеси яичек.
Бабушка вручила Маше лукошко и отправила в курятник. Только Маша вышла из дома, как в курятнике раздался шум, потом треск, закудахтали куры, послышался воинственный клич петуха, потом грохот, визг и из двери опрометью выскочил большой рыжий кот и бросился наутек. За ним вылетел петух, он клевал разбойника, бил крыльями, колол шпорами. Спасаясь кот влетел в кусты и только по удаляющемуся треску веток можно было предположить, что ему удалось спастись. Петух же с гордым видом, выпятив грудь вернулся, встал у входа в курятник и с подозрением посмотрел на Машу.
— Молодец, Петенька, — сказала выглянувшая на шум бабушка, — прогнал этого разбойника, вот тебе зёрнышек, — и насыпала ему пшена.
Бабушка сама сходила в курятник и вынесла оттуда пяток яиц.
— Видишь, Машенька, сладу с этим котом нет, — ворует всё, что плохо лежит. У кого петухи робкие, утром и собирать нечего, а наш Петенька — защитник, как он кота погнал! Если бы ещё и мышей гонял — цены бы ему не было.
— А ты котика заведи, — предложила Маша.
— Да мне кур хватает и козы с кроликами, еще с котом возиться, кормить его опять же надо, мясо требуется.
— А если попросить на время у кого–нибудь?
— Так кто же своего кота отдаст на время, да и кот сам не захочет в чужой дом идти. Они ведь к месту привыкают.
Маша решила попозже вернуться к этому вопросу. После такого увиденного сражения ей как–то расхотелось встречаться с петухом и выговаривать ему за утреннюю побудку.
«Не стоит соваться под горячую руку, вернее под горячий клюв. — подумала она. — Попробую–ка я лучше поговорить с ним, когда он поест — после этого всегда должно повышаться настроение, по крайней мере,
