– Исма, я бы хотела познакомить тебя с Дезире. Она собирается писать книгу о путешествиях. Я посоветовала ей спросить твоего совета. Спасибо, Финн.
Оставшись в одиночестве, Финн взял со стола бокал вина и осушил его одним глотком. У него еще не было возможности поговорить с Алекс о тех фотографиях, заставить ее выслушать объяснения. Десять лет назад Финн так разозлился и обиделся на обвинение в предательстве, что не сумел понять отчаяние Лолы, узнавшей, что весь ее мир выстроен на лжи. Она имела основания предположить, что и он ее обманывал. Момент, когда ущерб еще можно было свести к минимуму, давно прошел, но сказать правду никогда не поздно.
Финн нашел глазами Алекс. Представив Исму красавице в ярком комбинезоне, она отошла в сторонку и оттуда следила, чтобы все гости получали удовольствие от вечера и общались с нужными людьми. Алекс выбрала безупречный камуфляж – приглашенные обращали на нее внимание, только когда им требовалось содействие или дополнительная информация.
Секрет крылся не в очках, они не могли спрятать обрамленные длинными ресницами серые глаза, форма которых создавала ощущение, что Алекс постоянно посмеивается над понятной ей одной шуткой. Строгая прическа не маскировала здоровый блеск волос, а скучный серый костюм – изгибы и округлости стройной фигуры.
Внешне Алекс была и осталась красавицей, невидимкой в толпе ее делало отсутствие внутреннего света, оживления, заразительной энергии и тепла.
Но Финн видел ее. И тогда, и сейчас.
Алекс выдохнула и огляделась. Все шло по плану. Украшенный к Рождеству бальный зал переливался гирляндами, большая нарядная елка занимала почетное место в дальнем конце, возвышаясь над горой подарков в яркой оберточной бумаге. Алекс подозревала, что коробки пусты, но что с того? Все мероприятия такого типа отличались иллюзорностью. Гостей пригласили, чтобы очаровать и заставить трубить на всех углах, что Блейкли возвращается в тренд.
Разумеется, беседа снова и снова касалась предыдущих хозяев. Какой интерес представляли Елизавета I или Карл II по сравнению с опозоренным виконтом и его семьей? Никто из сплетников, муссирующих скандал десятилетней давности, не задумывался, что инцидент стоил жизни двум людям и разбил две семьи. Для них скандал в Блейкли уже стал чем‑то вроде фрагмента романа, далекого от реальной жизни.
Только для Алекс те события оставались реальными. Больше никто не мог даже предположить, каково ей было в центре урагана, разметавшего привычную жизнь в клочья и сделавшего ее объектом ожесточенной травли.
Алекс поежилась, инстинктивно угадав, что за ней наблюдают. Подняв голову, она встретила взгляд Финна – он смотрел, словно видел не женщину, в которую она с таким трудом себя превратила, а девушку из прошлого. Требовательное создание, полагавшее красоту и преклонение настоящими ценностями, пока жизнь не доказала, до какой степени они пусты и мимолетны.
Как Финн только посмел ее разглядывать? Он потерял право смотреть на нее таким образом в день, когда решился на предательство. Что за игру он затеял? Собирался использовать и предать снова?
В зале сгущалась духота, толпа начинала действовать на нервы. Алекс требовалась перезагрузка. Выскользнув в боковую дверь, она позволила ногам вести ее через лабиринт коридоров и лестниц в длинную галерею, где все еще висели портреты ее предков.
Алекс остановилась. Хорошо, что замок переходил из рук в руки со всем содержимым – ей всегда претила мысль, что картины разойдутся по разным музеям и частным коллекциям, хотя в свое время их продажа могла погасить долги отца и обеспечить ее стартовым капиталом для новой жизни.
Галерея входила в программу экскурсии по замку, поэтому за сегодняшний день Алекс уже несколько раз сопровождала сюда группы гостей. Она не поднимала взгляд на полотна, не позволяла себе отвлекаться на воспоминания, как в детстве прибегала в галерею поиграть. Теперь, в одиночестве, Алекс была вольна гулять от картины к картине – Гейнсборо, Рейнольдс, Гольбейн. Предки улыбались из рам одинаковыми улыбками, смотрели одинаковыми глазами сонных кошек, которые унаследовала и сама Алекс.
– Здравствуй, – прошептала она спаниелю, прятавшемуся в складках платья одной из дам. – Прости, что так долго не приходила тебя навестить.
У другой картины Алекс приветственно протянула руку к серой лошади, едва не коснувшись холста. Когда‑то нарисованные животные были поверенными ее детских тайн, товарищами по играм. Они – и Финн.
Алекс продолжила путь вдоль стены, здороваясь со старыми друзьями, пока не остановилась перед последней картиной – с такой болью в груди, словно сердце испуганно съежилось и завязалось в тугой узел.
Огромный портрет изображал обнаженную женщину с длинными рыжими волосами и чуть искривленными в усмешке губами. В свое время многие называли ее первой красавицей Европы. Она могла выбрать в мужья члена королевской семьи, финансового магната или звезду Голливуда, но вышла за аристократа второй линии и быстро подчинила его замок своей эксцентричной тирании.
Глядя снизу вверх, Алекс видела безупречный сливочный тон кожи, идеальный контур упругой груди, соблазняющий взгляд изумрудно‑зеленых глаз.
– Привет, мама.
Портрет отозвался полным родительским безучастием, свойственным изображенной женщине. Алекс хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз она говорила с матерью после того трагического Рождества.
Расставшись с молодым любовником‑певцом, бывшая леди Бомон вышла замуж за актера, который был на несколько лет старше ее. Она стала гуру здорового образа жизни, вела онлайн‑бизнес с ранчо, где жила с мужем и двумя детьми. Опозоренная дочь, которая напоминала леди Бомон о былой роскоши, не вписывалась в концепцию ее бренда.
Иногда, очень редко, Алекс просматривала странички матери в социальных сетях. Они были полны фотографий полезной домашней еды, поз йоги, досуга на свежем воздухе, смеющихся, сияющих детей. Алекс вглядывалась в их лица, пытаясь угадать, действительно ли они счастливы или тоже отчаянно добиваются одобрения капризной красавицы‑матери? Стараются выглядеть идеальными в ее глазах и постоянно терпят неудачу?
На самом деле Алекс не хотела знать ответ. Она никогда бы не пожелала младшим детям леди Бомон такого же воспитания, какое получила сама. С другой стороны, если мать и вправду искренне любила новую семью, не значило ли это, что проблема заключалась в Алекс, что ее невозможно было полюбить?
Ее история скорее подтверждала второе предположение.
Алекс отвернулась от картины и едва подавила вскрик, увидев посреди галереи две маленькие белые фигуры.
– Саффрон, Скарлетт, как же вы меня напугали! Разве вам не пора спать? – Она посмотрела на их тонкие пижамы и босые ноги. – Вы, должно быть, замерзли.
– Не так, как эта леди. – Скарлетт со смехом указала на портрет матери Алекс.
– По крайней мере, на вас есть хоть какая‑то одежда, – согласилась молодая женщина, стараясь не рассмеяться.
