свои ресурсы на такое дерьмо. Вот, что капрал, — на мгновение лейтенант задумался. — Прикажи полицаям взять этого идиота с его мертвой девкой и идти на кладбище. Пусть этот недоумок выкопает там для них двоих могилу. Кстати, раздеть его. Если он друид, то обязательно найдет способ согреться. Ха-ха-ха!
-//-//-
К обеду разыгралась самая настоящая метель. Вьюжило так, что в десятке шагов ничего не видно было. Тем страннее было то, что от крайней избенки в сторону погоста тянулся длинный след, постепенно исчезающий под снегом.
Эта троица, что не испугалась бурана, была уже на полпути. Позади шли двое местных мужиков с белыми и старыми советскими берданками в руках. Один из них немилосердно ругался, то и дело сплевывая снег. Берданкой нет-нет да и тыкал впереди бредущего обнаженного парня с тяжелой ношей на плечах.
Глава 4
-//-//-
Ихний погост и раньше дурной славой пользовался. Многие даже своих покойников к соседям в Малую Свербеевку возили, чтобы похоронить по-человечески. Поговаривали, что в незапамятные времена здесь одну ведьму заживо похоронили. Та же возьми и прокляни всех окружающих и само место. Мол, с тех пор на погосте и стали всякую погань видеть.
— О, батюшки, воет-то как, воет, аж все внутри обмирает, — замерла у окошка женщина, с испугом встраиваясь в темень за стеклом. — Спиридон, ты бы зажёг бы лампадку-то, а то боязно очень… — она бросила быстрый взгляд в угол, где на полке с иконами стояла потухшая лампадка. Оттого лики на иконах казались особенно нерадостными, строгими. Женщина тут же начала в пол голоса молитву читать.
Ее муж, сидевший в этот момент за столом, презрительно крякнул. Быстро опрокинул стакан с мутноватой жидкость в рот и тут же занюхал его куском хлеба.
— Дура-баба! — хмыкнул он, отворачиваясь от нее. — Сколько раз тебе говорил, то метель воет. Нет никаких гулящих покойников! В газетах про то уж столько писано, что и не перечесть, — Спиридон снова наполнил стакан, ставя его рядом с собой и с предвкушением рассматривая поднявшуюся в жидкости взвесь. Затем перевел взгляд на притихшую женщину и глубокомысленно добавил. — Эх, Марфа, не мертвых бояться надо, а живых…
Только в этот самый момент, словно опровергая все его умствования, прямо под самым их окном такой стон раздался, что кровь в жилах стыла. Женщина обмерла вся Едва с ног от ужаса не брыкнулась на пол. Стоит не жива не мертва. А хозяин побледнел, как смерть, за топор схватился.
— Спирюшка, смертушка наша пришла, — пискнула Марфа, вжимаясь в печь. Начала уже в полный голос молитву читать. — Господи иди еси на небеса…
— Замолкни! — зло рявкнул на нее мужик. — Эй, кто там? Отвечай, паря! Чичас из винтаря стрельну, мало не покажется, — естественно, не было у него никакой винтовки, но разве это важно было. — Отвечай!
А из-за двери продолжался раздаваться протяжный стон. Причем стон уже и не страшный был, а какой-то жалобный, чуть ли не кошачий. Такого и бояться совестно было.
Мужик, перехватив по удобнее топор, подошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее, пристально уставившись в появившуюся щель.
— Санька, вот же ты, дурная башка, напугал нас до усрачки! — вдруг с облегчением выдохнул он, на распашку открывая дверь. Внутри тут же появился местный дурачок, высокий детина в заиденевшем исподнем, усердно размазывавший слезы. — Чаво воешь-то да исчо в одних подштанниках? Упился горькой что ли? Заходь, заходь!
Воющего и отчаянно жестикулирующего, парня ввели в горницу. Усадили на лавку и дали в руки кружку с самогонкой.
— Пей, паря. Самогоночка, родимая, только на пользу пойдет, — Санька глотнул и сразу же закашлял. — Ничего, в другой раз сама пойдет. А таперича рассказывай.
Дурачок говорить толком не мог уже с рождения. Больше мычал что-то неопределенное, активно помогая себе руками и отчаянной жестикуляции. Вот и сейчас «говорил» именно так. К счастью, местные уже научились более или менее разбираться в его неразборчивых россказнях.
— … На погосте, гутаришь твой дядько остался? Замерз поди ужо? — морща лоб, разбирался Спиридон. — Подожди, подожди! Нежто про упырей гутаришь? Аль покойников? Як так забрали дядьку?
При каждом новом мычании Саньки Марфа, прятавшая за печкой, испуганно вскрикивала. Похоже, что-то страшное себе представляла.
Когда все закончилось, и дурачок успокоился, Спиридон решительно поднялся с лавки. Нашел глазами супружницу и бросил в ее сторону:
— Собери-ка мне поминок для гаспадина лейтенанта. Пойду расскажу про все это. Клятые коммуняки, получается, сбежали. Людей собирать нужно скорее…
-//-//-
Темнота медленно опускалась на заснеженный лес. Острые тени прочь тянулись от деревьев. Не смолкавший ветер снова и снова бросал колючий снег в сторону бредущего человека, горбившегося под тяжестью ноши.
Глухое, нехорошее здесь место, да и время, для человека без ружья и припасов. Даже опытные охотники, промышляющие зайца или кабана, не ходят через эту чащу. Заблудиться и сгинуть бояться. Тут такой бурелом с оврагами, что сам черт ногу сломит. К тому же от компаса никакого толку нет: стрелка, как заведенная, вертится вокруг своей оси. Оттого местные и дали этой части леса прозвание «Гиблый угол», наказав себе и другим держаться отсюда подальше.
Только пришельцу из другого мира не было ни жарко, ни холодно от всего этого. Родившийся среди бескрайних лесов Меллоу и с рождения поклонявшийся дэвам Великого Леса, Гвэн был в родной стихии. Даже оставшись полностью обнаженным, не имея ножа и куска хлеба, он не смог бы пропасть здесь. Дома, как известно, и стены помогают.
…Гвэн сделал еще несколько шагов по глубокому снегу и остановился. В паре шагов от него к верху резко поднимался склон оврага, густо заросший деревьями. Место было самое подходящее для его планов.
— Кажется, здесь.
Бросив на снег тулуп, осторожно положил на него спящую девушку. Сам же направился к вывороченному бурей дубу, «смотревшего» в небо развесистыми корнями. Тут обычно медведи берлоги устраивали — сухо, с наветренной стороны толстый земляной склон, а сверху крыша из корней. Им же сейчас не помешало такое жилище, а то метель и не думала стихать. Вдобавок и мороз крепчал. Если так пойдет, то к ночи может стать совсем зябко.
— Так я и знал… — наклонившись к корням, он с удовлетворением нащупал под ними немалое пустое пространство. — Чуть веток сюда набросать, у стены камней для очага положить, и будет совсем хорошо. Можно будет непогоду пересидеть.
Собственно, этим он и занялся. Быстро очистил вход в убежище от снега, и ужом проскользнул внутрь, где пришлось еще немного потрудиться. Обломком ножа, взятым у одного из сельчан, обрезал во множестве торчавшие корни из земли. Собрал и выбросил валявшиеся куски окаменевшей земли, вымел оставшуюся мелочь.
Оставалось совсем немного. Камни для
