Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 173
пантеон величайших русских полководцев. Не так давно события этой битвы описаны в замечательном романе Дмитрия Володихина «Смертная чаша».
XVI век был эпохой, когда Великая европейская морская экспансия привела к «первой глобализации» — мореплаватели стали исходить из того, что земля — шар и пользоваться этим фактом в исследовательских, торговых и завоевательных целях.
Драматичным было вхождение России в глобализацию на северном европейском направлении. Развернув интенсивный торг с англичанами и голландцами в районе Печенги, а затем Холмогор и Архангельска, Россия Ивана Грозного подключилась к самому ядру формировавшейся европейской капиталистической мир-системы. Для обеих северных протестантских капиталистических стран именно «московская торговля» была теми парусами, которые вынесли их на командные позиции в мир-экономике.
Англичане старались выбивать себе торговые привилегии и влиять на политику Москвы, пытались даже поставить царя под контроль через врача и астролога Бомелия, последователя Парацельса, пользовавшего Ивана опийными настойками и натравливавшего Государя на собственных бояр и воевод. Но и после лютой казни Бомелия влияние англичан на русскую политику сохранялось и даже усиливалось. К концу правления Ивана IV, Джером Горсей — резидент главы английской разведки Уолсингема — был, мягко говоря, не рядовым человеком на Москве. Смерть царя не случайно была встречена радостным восклицанием главы русской дипломатии дьяка Щелкалова: «Помер ваш английский царь!»
Но в целом, нельзя не признать, что царь Иван встретил этот глобалистский вызов достойно. Он заставил англичан рассматривать Россию как равного партнера, превратил масштабную торговлю с Лондоном в неиссякаемый источник серебра для царской казны, позволявший вести масштабную политику.
XVI век был эпохой проникновения раннекапиталистической торговой экспансии европейцев всюду. В большинстве случае экономическая экспансия шла рука об руку с политической и военной. В большинстве случаев она приводила к разрушению суверенности тех обществ, куда проникали «просвещенные мореплаватели». В большинстве случаев торговый обмен производился европейцами частично или полностью внеэкономическими методами. Россия, конечно, была крепким орешком, но ничто не говорило о том, что решить с ней вопрос будет сложнее, чем с какой-нибудь Бенгалией. Строго говоря, под европейцами можно было либо сломаться, как это сделали большинство тогдашних обществ, либо их прогнать, пока были силы, как хватило мужества и мудрости поступить японцам в сёгунат Токугава.
Политика Ивана IV оказалась третьим решением, которое в полном объеме никто так и не смог в мире повторить. Иван произвел абсолютную монополизацию внешней политики (не торговли, торговля была в частных руках, а именно политики — установления правил игры, переговорного процесса и т. д.). Иван IV значительно опередил свой век, создав подлинный внешнеполитический моносубъект гораздо раньше, чем та же степень моносубъектности была достигнута в большинстве европейских стран. В России была создана система профицитной внешней торговли, которая финансировала русское государство за счет англичан и голландцев, причем эта система позволяла выходить из убийственных для большинства стран тогдашней Европы финансовых кризисов вроде того, с которым столкнулась Россия в середине XVII века, в эпоху Медного Бунта.
«Иван Грозный пытался установить автономию Российского государства от европейского мира-экономики, и, в краткосрочной перспективе, это, как мы видим, ему удалось… Он не пускал незваного гостя на порог достаточно долго, чтобы впоследствии, когда этот мир-экономика всё же поглотит Россию, она вошла в его структуру, как полупериферийное государство (наподобие Испании XVII–XVIII веков), а не как периферия типа Польши», — отмечал создатель мир-системного подхода американский социолог Иммануил Валлерстайн.
Именно торговая угроза с Запада подтолкнула Россию к решительному расширению в Сибирь. В Европе того времени, прежде всего — в Англии, существовала мечта о достижении Китая «Северным путем» — либо в обход Азии, либо по течению реки Оби, от истоков которой, якобы, быстро можно добраться до китайской столицы. При этом «царь Московитов» воспринимался как препятствие, а преодоление этого препятствия планировалось на пути создания своего рода «полярного Гонконга». «Очень хорошо, если бы вы отыскали какой-нибудь небольшой островок на Скифском море, где мы могли бы в безопасности основаться…» — говорилось в инструкции, данной «Московской компанией» капитанам Пэту и Джекману в 1580 году, за год до похода Ермака. Поход в Сибирь и её присоединение были превентивной акцией по предотвращению колониального перехвата англичанами или кем-то, кому ещё могло прийти в голову попытаться плавать в Китай по Оби.
Борьбу Ивана Грозного за Ливонию невозможно понять, если не ставить её в этот двойной контекст — русской ирреденты, формируемой представлением о границах «вотчины Рюриковичей», и поиска удобных торговых маршрутов, в рамках которого царь сразу же развернул бойкую торговлю в Нарве и снарядил на Балтике целый корсарский флот в стиле Хокинса и Дрейка.
Именно Ивану IV первому пришлось столкнуться с феноменом «санитарного кордона», которым восточноевропейские соседи России пытались отгородить Россию от стран европейского ядра. Именно эти санитарные задачи преследовала развязанная против царя истеричная клеветническая кампания. Восемьдесят так называемых «летучих листков» были напечатаны в Германии специально для агитации против русских и их Государя. И именно в них впервые возник образ Ивана как чудовищного кровожадного злодея, убийцы и людоеда.
Необходимо понимать, что образ «кровожадного Ивана» формировался в Европе не на основании действительных или мнимых жестокостей русского государя, а с помощью выведения его предполагаемых свойств из ярлыка «тирана», приклеенного ему русофобской публицистикой:
«Место в иерархии правителей мира для Ивана Грозного было определено чётко и однозначно: тиран… — отмечает один из ведущих специалистов по эпохе Ивана Грозного А. И. Филюшкин, — Показательно устойчивое использование термина тиран применительно к Ивану IV: так в европейской публицистике до того называли преимущественно турецкого султана, а также Лютера. Присвоив это имя русскому правителю, западные гуманисты синхронно перенесли на него всю семантическую нагрузку понятия тиран, сформировавшуюся ещё на античной экзегетической традиции. Поэтому им не надо было углубляться в изучение качеств и поступков московитов: заранее было известно, как держат себя тираны и каковы модели поведения их несчастных подданых… Ивана Грозного сравнивали с античными деспотами… Один из самых обширных списков содержится у Гваньини: „Ныне тот, кто владеет Московитской державой, превосходит своей жестокостью Нерона, Калигулу, Гелиогабала, Максимина, Фаларида Агригентского или даже Бусирида или Мезенция и, наконец, всех тиранов, которые описаны и ославлены историками, а также поэтами“».
Нельзя сказать, что Иван IV справился с задачей прорыва этого кордона — к сожалению, тут он потерпел скорее неудачу, в том числе и из-за своей несдержанности, грубости, задиристости и высокомерия как дипломата. Но он вел трудную борьбу более двух десятилетий и заставил противника изрядно понервничать. Изнурительная борьба за Ливонию, принесшая на первом этапе блистательные победы — взятие Нарвы и Феллина, отвоевание Полоцка, Ливонский поход 1577 года, закончилась неудачей в результате войны на два фронта против
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 173
