над начальством и нисколько не уважает стариков. Наши нынешние дети стали тиранами, они не встают, когда в комнату входит пожилой человек, перечат своим родителям».
— Сученок, — ласково приложил меня полковник.
— За то и любят! — процитировал я деда Пашу. — Ну сами посмотрите — сколько десятков миллионов молодых граждан образцово-показательно учатся и трудятся во славу Родины, и какой совершенно никчемный среди них процент предателей и тунеядцев. На Олю вон посмотрите — вкалывает как проклятая, мечтает валюту стране зарабатывать.
— Обидишь ее — удавлю, — предупредил Юрий Николаевич. — Знаем мы эти «телевизор посмотрим».
— Жесть, — расстроился я.
— Да ладно тебе, — спохватившись, хлопнул меня по плечу полковник. — Это я так, по-отцовски. Но если что, не обессудь — придется жениться.
— У меня «если что» не бывает, я слишком умный, — отмахнулся я.
Совершенно неожиданно в голове всплыла мысль о том, что в Красноярске прямо сейчас строят новый заводик — будет варить и разливать в бутылки «Пепси-колу». Договорились-таки упыри из Пищпрома, условия сделки идентичны таковым в моей реальности: нам — газировка, «Пепси» — эксклюзивные права на торговлю экспортной «Столичной». То же мне умники — кола им вредная, а водки полные магазины. Еще завод, побольше, будет под Москвой. Решение откровенно ленивое — рецептов отечественной колы я «пищевикам» отправил аж восемь штук, но решили сделать вот так. Может оно и хорошо — карго-культисты порадуются, и следующий горе-шпион задумается: настолько ли режим кровавый?
Выбравшись из машины у складов железнодорожной станции, мы усилились пятеркой «дядей» и пошли внутрь. В огромном помещении кипела работа — мужики вытаскивали из припаркованного здесь вагона ящики и складывали из в подвешенный на кран-балку контейнер — его поставят на платформу «внутреннего» поезда, который отвезет сырье к месту назначения.
Грохот стоял некислый, поэтому нам пришлось подойти к грузчикам поближе. Товарищ полковник проорал:
— Гражданин Пирогов Григорий Васильевич!
Мужики прервали процесс и опасливо покосились на молодого коллегу. Высокий кудрявый голубоглазый блондин лет двадцати двух со спортивной фигурой мог бы послужить натурщиком для иллюстраций книг «Мира полудня», но, увы, этот товарищ коммунизм строить не хочет.
— Я гражданин Пирогов, — аккуратно поставив ящик в контейнер, спокойно кивнул он.
— Пройдемте с нами, — пригласил его Юрий Николаевич.
— А вы кто? — включил он дурака.
— Накосячил — отвечай, — буркнул на него грузчик средних лет.
Товарищ полковник тем временем продемонстрировал красную корочку в открытом виде:
— Сам пойдешь или помочь?
— А на каком основании? — сложив руки на груди, спросил Пирогов.
— Ой идиот, — вздохнул грузчик средних лет.
— На основании подозрений в шпионаже, — не стал скрывать Юрий Николаевич.
Мужики отшатнулись от падшего коллеги как от прокаженного. Через пару секунд на него посыпались матюги — предателей у нас в стране ОЧЕНЬ не любят.
— Берите непонятливого, — скомандовал подчиненным товарищ полковник.
Гражданин шпион с совершенно блаженным, великомученическим выражением на лице вздернул подбородок и высокомерно заявил:
— Я — не шпион и не преступник! Я никуда с вами не пойду!
Будто его спрашивают. Дяди Толя и Вася заломали борцу с кровавым режимом руки за спину, надели наручники, и мы покинули склады. Задержанного погрузили в «Таблетку», мы с товарищем полковником и дядями залезли туда же. Водитель вырулил на дорогу и повез нас в сторону жилых районов, а полковнику вручили папочку, которую тот начал частично цитировать:
— Пирогов Григорий Васильевич, 1947 года рождения, не судим, не привлекался, закончил школу с медалью, отличник боевой и политической, грузчиком работаете по «зову души». Все верно?
— Все верно, — с отстраненным видом глядя в окно, пожал плечами задержанный.
— Как давно занимаетесь шпионажем в пользу стратегического врага?
— Не понимаю, о чем вы говорите, — ушел Пирогов в отказ. — В нашей стране — принцип презумпции невиновности, и, бросаясь подобными обвинениями, будьте добры предъявить доказательства.
— Видишь какой шпион пошел, — пожаловался мне Юрий Николаевич. — Юридически грамотный, наглый и глупый.
— Я требую адвоката, — заявил на это Пирогов.
— Ногти вырвать может? — предложил я.
— Это вот такой ты на самом деле, Ткачев? — презрительно фыркнул на меня задержанный. — Пёс режима и садист, готовый пытать невиновного человека! Чего еще ждать от внука диктатора?
— О*уеть, — опешил я от такого наезда.
Может я и вправду вот такой? Да ну, полный бред — Ильич говорил, что коммунизма в белых перчатках не построишь, а метафорические весы показывают совершенно потрясающий перекос в сторону благих дел. Делаю жизнь народа лучше, делаю веселей, а значит идет этот шпион нахрен.
— Как можно спокойно жить в стране с формальным социализмом, где ребенок, — ткнул в меня пальцем Пирогов. — Непонятно почему строит города, распоряжается государственным бюджетом и самое главное — возвращает бесчеловечный институт «троек» под видом так называемых ревизоров⁈
— Жертва «голосов», — вынес я вердикт. — Светлоликий эльф, не выдержавший несовершенства государства рабочих и крестьян.
— В моих словах — правда, и я от нее не откажусь! — продолжил он юродствовать. — Эта страна построена на крови и вранье! За время правления Николая II население увеличилось на 60 миллионов человек, а Ленин выполнял задание английской масонской ложи!
— Прирост населения, очевидно, никак не связан с тем, что акушеры начали мыть руки перед родами и появился пенициллин, — кивнул я.
— Списывать достижения Империи на общечеловеческий научно-технический прогресс — это любимый иезуитский прием совков, — фыркнул он. — А ведь Эйфелеву башню строили из русского железа!
— Читай — продукта низкого передела, оно же — сырье, — пожал я плечами. — В чем заслуга-то? В том, что тендер выиграли? Так надо глубже смотреть — низкая стоимость сырья возможна либо при очень технологичном производстве, которого на Уральских заводах в те времена нихрена не было, либо при очень маленькой зарплате рабочим. Получается Эйфелева башня построена из угнетения простого русского человека.
— Ты отыгрываешь роль, — отмахнулся он. — Потому что тебе за это дают возможность делать что хочешь.
— Типа того, — согласился я, потеряв интерес.
С сумасшедшими спорить бесполезно. Замолчал и Юрий Николаевич — ждет доказательства, чтобы взяться за Пирогова уже основательно. Подъехав к рабочему общежитию номер шесть, мы выгрузились из машины, и дядя Федя оформил курящих у входа товарищей (выходной у них, видимо) в качестве понятых.
Пока поднимались, я дал понятым автограф, а они поделились мнением:
— Гришка-то и шпион? Да мы с ним на той неделе все выходные гуляли, не мог он!
— А ты думаешь шпион тебе сразу будет рассказывать, какой он нехороший? — спросил Юрий Николаевич. — Кто у вас политинформацию проводит?
— Семакин, — ответил понятой номер два. — Про бдительность все время рассказывает, это мы так, от неожиданности. Мы, если что, ему, — указал на продолжающего рассекать воздух высоко поднятым подбородком Пирогова. — Про работу ничего не рассказывали, мы же под подпиской!
— Разберемся, — пообещал полковник, заставив понятых погрустнеть.
Ничего им не будет — максимум опросят и выбросят рассказ о пьянке за ненадобностью.
В комнате Пирогов проживает один — общаг у нас много, можем себе позволить обеспечить пролетариям личное пространство — и по итогам обыска у него нашли замаскированный под утюг радиоприбор. Диск выступает регулятором частоты, а днище снимается, позволяя выдвинуть антенну и обнажая окруженный радиоэлементами микрофон.
— Спаял, — пожал плечами Пирогов. — Я — радиолюбитель, и паять рации законами СС, — усмехнулся, проговорив новое название страны, мол, символично. — Не запрещено!
Понятые расписались в протоколе, и мне пришлось покинуть сцену — время тикает, дела не ждут.
Глава 7
До Хабаровска переться не пришлось — сенсея в Хрущевск привезли почетным кортежем из «Чаек». С ним прибыл японский посол Синсеки Киния, с нашей стороны от КГБ курирует визит привычный дядя Витя, по линии МИДа — Афанасий Викторович Петряшин, сорокалетний мужик, который пять лет проработал в японском посольстве. Встретив гостей у ресторана с отечественной кухней (таково было пожелание Акиры), обменялся рукопожатиями — всех успели предупредить воздержаться от поклонов.
— Такой маленький поросенок и такой грандиозный успех! — с улыбкой похвалил меня Куросава.
— Просто повезло, Куросава-сенсей, — скромно покачал я головой. — В этом году на Рождество приготовили слишком мало семейных фильмов, поэтому у «Четвероногого малыша» не нашлось достойных конкурентов.
Детское кино вообще в эти времена недооценивают. Америка угарает по вестернам и потихоньку проникается темой Вьетнама, в Европе снимают МОЩНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ — «Клоуны» Феллини например — в Японии вообще своя атмосфера, и толстые «пиджаки»-киноделы зачем-то пытаются делать вид, что кинематограф — это искусство, а не бизнес, не осознавая, какие чудовищные доходы могут обеспечить дети, если
