который вы сейчас строите, переносить туда все производство, а здесь все бросать.
Бреус сразу понял. Пересел к механику И тотчас принялся толковать с ним — Микутский слышал только обрывки фраз:
— Ребят подберем... Автоген, сварка... Проект вот он сделает... Связи по металлу беру на себя...
— Да погоди ты, не торопись! — пытался охладить его немного, оборачиваясь, Микутский. Куда там! Бреус ничего не слышал, заслонял плечом Микутского и напирал на механика.
Когда приехали в поселок, к конторе, и вышли из автобуса, главный механик подошел к Микутскому:
— Ну как вы? Подумайте серьезно над моим предложением. После еще поговорим, — и пошел в контору.
Бреус сказал Микутскому на ухо:
— Не теряйся. Он тянется к тебе. Мы на этом сыграть можем!
IX
В кабинете директора были люди. Главный механик сразу же вошел туда. Бреус сунулся следом, но был выставлен, и ему с Микутским пришлось долго ждать в приемной.
— Только ты мне ничего не испорти, — все твердил Бреус, пока они ждали.
Потом из кабинета вышли люди, и они зашли.
— Ну, опять пришел вымогать? — взглянул исподлобья на Бреуса директор. Он был довольно молод, примерно одного с ним возраста, невысок, крепок сложением, сидел, широко разложив руки на столе, и напускал на себя суровый, каменный вид. В кабинете у него остался только главный механик.
— Что ж делать? — развел руками Бреус, садясь без приглашения на один из стульев, расставленных вдоль стен. Микутский сел рядом. — Вы сказали, решать с Петенковым, а он и разговаривать не хочет.
— Но я не могу решать за него. Все, разговор окончен.
— Похоже, здесь заколдованный круг. Вы нашей работой довольны?
— Довольны. Но нельзя же наглеть, пользуясь этим!
— Так! А кто наглеет? Вы срезаете нам наряды и объявляете, что мы же и наглеем? Какое вы имеете право срезать, если утвердили?
— Комиссия разобралась, проверила и нашла лишние объемы. Что прикажете делать? Не буду же я вам из своего кармана платить?
— Ну, хорошо, — сказал Бреус уже мягче, — давайте по-другому рассуждать. Почему вы платите москвичам больше, своим — еще больше?
— Неправда! Откуда вы взяли?
— А я все просчитал, — Бреус помахал тетрадочкой. — Две ночи не пожалел. Хотите, разберемся? Это без учета того, что вы не тратите на нас отпускных, больничных, затрат на соцмероприятия и прочее.
— Ты меня доведешь, — мотнул головой директор. — Ты берешь одну систему факторов, и у тебя получается одна логика, а я возьму другую, и у меня будет другая логика. Это ваш? — кивнул он на Микутского.
— Да, мой заместитель.
Директор поднял брови и взглянул на Микутского внимательней.
— Так вот, согласно другой логике, — продолжал он, — снова приедет ревизия и скажет: не верим, что человек может заработать в день тридцать пять рублей, и попробуй докажи им, что ты не осел.
— Но мы же не виноваты в том, что делаем в три-четыре раза больше ваших. Вы же понимаете, что мы приехали сюда не с благотворительной целью?
— Но вы же тоже, наверное, понимаете, что у нас не Клондайк, а соцпредприятие?
— Я подсчитал еще один вариант. Поскольку мы работаем по четырнадцать часов и без выходных, я имею право поехать к прокурору и потребовать, чтобы вы оплатили мне согласно закону все сверхурочные в двойном размере.
— А я в таком случае с завтрашнего дня увольняю вас как временных рабочих, которых я не могу больше держать по мотивам исчерпания фонда зарплаты, — директор смотрел на Бреуса внимательно и испытующе. Казалось, он сам не знает, как быть, и ждет, что Бреус подскажет какой-нибудь остроумный выход.
— Но ведь мы обидимся, — сказал Бреус, — и на следующий год не только сами не приедем, но еще и расскажем всем, как вы встречаете честных шабашников.
— Ничего, Союз большой, найдем в другом месте, посговорчивей.
— Нда-а... А что бы вы сказали, если бы мы вам оказали большую услугу?
— Какую? Только быстрей, ребята, у меня — время.
— В Топоркове стоит двухсоткиловаттный агрегат, который никто не может запустить...
— Что значит — никто не может? Если мой главный механик работает спустя рукава, — директор сурово посмотрел на главного механика, — это еще не значит, что никто не может! Так в чем дело?
— Беремся его запустить при условии: вы заплатите нам всю первоначально оговоренную сумму.
— Но ведь... А вы уверены, что запустите?
— Не запустим — не заплатите. Вы ничего не теряете.
— Какая там разница в сумме?
— Четыре тысячи.
— Не много ли, ребята? Вы ж с нас живых шкуру сдираете. За такие деньги я из Москвы академиков могу пригласить.
— Да, но академики агрегатов не чинят, и потом, скажу вам по секрету, мы сами — будущие академики. У нас пока, по молодости, звания небольшие, но уже кой-какие есть.
Директор побарабанил пальцами по столу, посмотрел в упор на Бреуса, потом на Микутского. Оба, пообносившиеся, грязные, лохматые, бородатые, сидели прямо, поблескивая очками, и глаз не опускали. Директор слегка ухмыльнулся — его, видимо, рассмешил вид «будущих академиков». Перевел взгляд на главного механика.
— Ну, что считаешь?
— Я бы согласился, — ответил тот. — Пилорама там совсем не тянет, хоть поселок отключай. Возня с рекламациями, с бригадами ремонтников — дороже станет. Кроме того, я говорил вам насчет эстакады...
— А вот если бы я высчитал эту сумму из твоей зарплаты, ты бы так быстро согласился? — раздраженно спросил директор. Он нажал кнопку в столешнице — за дверью, в приемной, глухо задребезжал звонок. Однако никто не вошел. Директор беспокойно поерзал на стуле, встал и пошел, ворча: — Куда она пропала? Опять, поди, в магазин французский трикотин завезли?
В приемной он кого-то распек, вернулся и, набычившись, сел. Немного погодя вошла широкотелая женщина с красным лицом, белесыми кудряшками, в очках с металлической оправой, нерешительно остановилась посреди кабинета.
— Скажи-ка, Клавдия Алексеевна, мне вот что,
