дополнительные деньги и популярность путем общения. Прекрасные собой и своим умом гетеры высоко ценны в обществе. Хотя она было замужней, в доме Элизы и Фавста часто появились мужчины со всей империи. Поэты и философы из Греции, политические деятели и юристы из Рима, скульпторы и торговцы из Северной Африки и Испании. У неё была удивительная возможность располагать к себе. Она одновременно жадно слушала новости и идеи со всей ойкумены16, записывала интересные мысли и ни секунды не перебивала. А когда наступало время говорить, то включалась её актёрская манерой делать круги по перистилю17, широко разводить руками, на подобии оратора или учителя, брать всё внимание на себя. Каждый раз общение с ней затрагивало новые, актуальные темы. Не возможно было не очаровываться ей и божественному разнообразию мира, и тому воодушевлению и радости к жизини, что она дарила всем слушателям. Очевидно, что живя вместе, Фавст учился у неё наукам и искусству мыслить так, как никакой грек не научил бы его. Никакой грек не дал бы того, что она.
Однажды, Элизия рассказывала об удивительном изобретателе и механике Ктесибии Александрийском. О нём же упоминал и знакомый и любимый многим образованным римляням — Марк Витрувий Поллион.18 Ктесибий восхищал не только своими описаниями и трактатами об упругой силе сжатого воздуха и её использовании в воздушных насосах и в водных часах и других механизмах, но и своими работами. Поющие механические дрозды, двигающиеся и пьющие фигурки акробатов и актёров. Один из любимейших музыкальных инструментов — гидравлос19 сопровождал римлян в театрах, на общественных играх, пиршествах, а его устройство из насоса, водяной мельницы и силой воздуха выходящей из труб было для образованного человека не сложным. ”Насос, да воздух, играющий по трубам”, как говорила Элизия. Они — замечательные примеры любопытства и находчивости человеческой мысли, но воссоздать это сооружение для осады было невозможно в силу отсутстующих под рукой материалов, да и не имело никакого смысла. Однако путешественники, что записывали фауну северных земель, писали, как рассказывала Элизия, о том, что бобры чувствительны к звуку, и не только чинят существующие платины при первом подозрительном звуке журчания, но и по нему же определяют где нужно строить. Поток воды должен быть не слишком сильным, но и не слишком медленным.
Знания же центуриона о бобрах, полученные без жены, ограничивались лишь Плинием, что писал о своеборазном методе защиты этих зверьков. Когда им угражает опасность, они могут отгрызть себе тестикулы. А Клавдий Элиан сравнивал действия бобра с действиями мудрого человека, попавшего к пиратам, который ради собственной безопасности бросает все, что носит с собой. Хотя сам подобного поведения за бобрами, Фавст ни разу не замечал.
Несколько дней подряд одни солдаты ловили бобров и переносили в ящиках на нужный участок. Другие зачищали старое место бобров, чтобы они не вернулись обратно. Ломали их хатки и плотины, так же рубили деревья вокруг, потому что насколько известно, бобры не любят использовать уже поваленные и искупавшиеся в воде деревья. Срубали осоку, кубышку, камыш, крапиву, щавель и множество других растений, что попадались и были пищей бобров, а срубленную растительность перетаскивали к их новому месту. Уничтоженные бобринные холмики из грязи тоже воссоздавались у нового дома. Третьи пытались воссоздать маленькие фонтанчики и воспроизводить звук журчащей воды. В одно утро, в надежде, что бобры останутся, легионеры спрятались далеко за кустами и потянули за верёвку, вытянув нижнюю часть ящика так, что бобры бы смогли освободиться и перевернуть его. Зрение бобров оставляет желать лучшего и они не заметили людей. Побродив вокруг они ушли, но за ними не стали гнаться, а солдаты оставались на своих местах, пока зверьки окончательно не уйдут. Римляне приняли провальность идеи фонтанчиков и убрали их, думая о новых возможностях имитации журчания воды. Однако cледующей ночью бобры вернулись и в отсутсвии солнца успели наделать новые кучи грязи, которыми помечали границы и положили начало плотине и своим жилищам.
Как и предполагалось, враги не сведуя о нахождении по близости римлян возлагали всю вину за разрушения, вызванные затоплениями, на бобров. Несколько раз они ломали плотины, но на следующие дни и ночи плотины были вновь отстроены. Двое римских скаутов, что находились в непосредственной близости к поселению и сменяли друг друга вечером, однажды заметили самую большую группу мужчин из всех предыдущих. Вооружённые копьями они направлялись по реке в сторону бобровых домиков. Один из разведчиков отправился в лагерь, чтобы передать информацию и римляне быстро окружили мужчин, пытавшихся окончательно решить проблемы с бобрами. Пока враг крушил в ярости бобриные сооружения и убивал самих животных — римляне выждали лучший момент, когда враги будут заняты и максимально сфокусированы на охоте и забросали воинов противника десятками пилумов и оттащили тела в лес, забрав с собой и метательные орудия. Тела противников легионеры отнесли подальше от лагеря и реки, всю кровь замыли, а погибших бобров вечером разделали и оставили шкуры в качестве трофеев и для будущих продаж.
В лагере установилась радость из-за успешного первого акта и центурион с оптионом20 собрали несколько сведующих в инженерном и ремесленном деле солдат, а так же знакомых с изобретениями Архимеда и Герона. Они вместе создали несколько небольших кукол из дерева и тонкой коры, которые передвигались вперёд, покачиваясь из стороны в сторону благодаря перемещению жидкостей по маленьким трубкам внутри кукол. Поставив их под определённым углом, они начинали движение и опираясь с одной ноги на другую шагали пока не столкнуться с препядствием.
Один из легионеров, знакомый с трудами математика и механика Архитаса предложил идею создать голубя, чтобы ещё больше запутать противника. Ценутрион самостоятельно не знал как создавать столь умные механизмы и интерес к наукам и искусству, накоплению знаний и учёбе в нём тогда был всё ещё в процессе брожения, благодаря Элизии. Фавст с 17 лет был в римской армии и до встречи с Элизией интересовался в основном азартными играми, публичными боями и женщинами. Отчего получил прозвище “Бланд”21. В римской армии Фавст изучал связанные с военным делом науки и в процессе карьерного роста узнавал больше о риторике, ораторском искусстве, архитектуре, политике и наставничестве. Получив звание центуриона первой когорты,(primi ordinis), он был так же послом, представляющим интересы Рима за его пределами. Во время строительства военных и мирных конструкций был супервайзером22 и помогал возводить храмы, башни, мосты, бани и города. По мере необходимости помогал вигилиям23 в борьбе с бандами
