1995: 112].
Газета информирует русского читателя о том, что театры посещают представители самых разных сословий – от католических священников и аристократов до простолюдинов, – и все получают удовольствие от представлений. В статье от 1 апреля 1729 года подробно описывается венецианский карнавал, на котором представители разных социальных слоев принимают участие в празднествах:
Болшее удовольствие, которое тамо при том имеют состоит в машкарадах, которые також де такое множество бывает, что почитай, никто в городе не останется, которой бы во время онаго Карневала не сколько разов в машкараде публично не явился; тогда съезжаются на оперы и комедии забавляются в так называемых ридотах [суть такие домы в которых шляхтичи для играния сбираются] и смотрят, как скоморохи и протчие тому подобные художники играют и свои действия показывают, которых на площади, Санкт Маркус имянуемой, великое множество собирается. И трудятся с великим тщанием коим-нибудь образом время свое в роскошах препроводить и оными толь способнее увеселяться [Старикова 1995: 116].
Маски комедии дель арте были неотделимы от венецианских карнавалов, и «Санкт-Петербургские ведомости» упоминают арлекинов, полагаясь на знакомство русского читателя с этим персонажем. Выступление масок комедии дель арте детально описывается неизвестным автором, явно восхищающимся комическим даром и искрометной импровизацией:
Гарлекины увеселяют присутствующих людей непристанными гарлекинскими действиями. Тот, который медицинским искусством хвастает или себе товарища ищет и со оным распрю начинает, или трудится, как ему горбатого, хромого, или слепого найти, которого он выздравить обещает. Адвокат таскается с свясками приказных дел, к которому того же часа другие пристают, которые объявляют, яко бы между ими процесс имеется, и в правах искуснаго к своей стороне привлещи домогаются. Одним словом сказать, машкарады суть непристанная комедия, на которую толь приятнее смотреть, понеже действователи к своему игранию не приуготовляются [Старикова 1995: 122].
Взойдя на престол, императрица решила во что бы то ни стало и как можно скорее пригласить в Петербург итальянскую труппу и обратилась за помощью к королю Польши и принцу Саксонии Фридриху Августу III. Знаток и ценитель музыки и театра, Фридрих Август держал при своем дворе итальянскую труппу под руководством Томазо Ристори. Труппа Ристори состояла из группы исполнителей комедии дель арте, а также из оперных певцов и музыкантов. В знак уважения к русской государыне Фридрих Август дал ей возможность «одолжить артистов» на целый год [Mooser 1948: 39]. Анна Иоанновна была готова заплатить любые деньги, чтобы заполучить лучших музыкантов, певцов и танцоров, и дала обещание, что по приезде в Москву предоставит итальянским артистам все необходимое. Как только русская сторона согласилась на все условия контракта, гарантировав актерам всяческие удобства во время их пребывания в России, маркиз де Флери, один из саксонских министров, участвовавших в переговорах, посоветовал, чтобы к итальянским актерам в России относились как к избалованным детям [Mooser 1948:41–42].
Первое путешествие итальянских артистов в Россию было долгим, изнурительным, омраченным непредвиденными сложностями и болезнями. На то, чтобы добраться до Москвы в самый разгар суровой русской зимы, им понадобилось полтора месяца – с 1 января по 14 февраля 1731 года. Из страха перед непроходимыми лесами и нападениями волков в районе Минска итальянцы были вынуждены поехать в объезд, через Киев, Курск и Тулу, добавив к путешествию лишние 800 километров. Их кортеж включал в себя 19 человек артистов со слугами, технический персонал и сопровождение из солдат, несущих ответственность за безопасность труппы [Mooser 1948: 65]. Несмотря на охрану, руководитель группы Ристори был ограблен и лишился сундука с одеждой и других ценных вещей. По прибытии в Москву измученные, голодные, не привыкшие к морозам итальянские артисты были вознаграждены воистину царским гостеприимством.
Итальянцы, до того руководствовавшиеся слухами о варварской России, были приятно удивлены цивилизованностью и доброжелательностью русского двора. Артистов поселили в богатых дворцах, и все их нужды, включая медицинские, незамедлительно удовлетворялись. Им устроили банкет, на котором присутствовали императрица и придворные. Единственное, чего недоставало избалованной оперной диве Людовике, это шоколада, который попросту не был еще доступен в России [Mooser 1948: 68, 366]. Сразу после прибытия труппы в Москву, 19 февраля 1731 года, барон ле Форт, курировавший все приготовления и игравший род посредника между русскими и итальянцами, доложил, что члены труппы всецело довольны оказанным им приемом.
Тем не менее итальянцы столкнулись с непредвиденными проблемами, такими как отсутствие театра для будущих представлений. В донесении руководителя итальянской труппы Ристори содержится ценная информация о срочном строительстве передвижного театра, способного вместить 600 зрителей, и об организационных трудностях, с которыми столкнулись итальянцы в России. Ристори пишет:
В конце концов мы прибыли в Москву, и ее величество царица пожелала увидеть комедию. Но так как до этого не существовало театра, мне было дано поручение построить передвижной театр, что я и сделал с невыразимым трудом; тем не менее через несколько дней театр был готов в том виде, о котором можно было желать, чтобы играть в нем разные комедии, оперные спектакли, и в котором имелся амфитеатр, вмещавший 600 персон.
Когда эта работа была закончена, я получил распоряжение разобрать этот театр и перевезти его во дворец Ее Величества царицы в Кремль, расположенный на большом расстоянии от того места, где мы работали, около Немецкой слободы. Через несколько часов в присутствии Ее величества мы вновь собрали этот театр. После разных представлений по прибытии китайского посла я был вынужден разобрать театр и амфитеатр, чтобы освободить зал; по случаю разных мероприятий мне приходилось повторять это семь раз [Старикова 1995: 175].
Пока артисты отдыхали после утомительного и опасного переезда и начинали подготовку к первым выступлениям, императрица и весь двор предвкушали начало спектаклей, сгорая от нетерпения. Сохранившиеся документы указывают на то, что русский двор ожидал увидеть нечто необыкновенное, никогда до той поры не виденное. Очевидно, такого рода ожидания зиждились на мировой славе итальянской оперы и театра и на многочисленных описаниях итальянского искусства в газете «Санкт-Петербургские ведомости», включавших в себя мнения очевидцев об увиденном и услышанном в Италии. Барон ле Форт также напряженно ожидал начала представлений, предсказывая, что русская публика будет в «экстазе», когда наконец увидит итальянцев на сцене, отмечая в своих записках, что Ее величество и русские придворные никогда еще не видывали ничего подобного и «сгорают от нетерпения» [Mooser 1948: 366].
Подобный неподдельный интерес со стороны императрицы и всего русского двора иллюстрирует масштаб эволюции, которой подверглось отношение русской публики к зрелищно-театральной культуре вообще и к артистам в частности. Тот факт, что труппа Ристори была прислана
