видите, вместо обещанной помощи им заменили жильё – в широком ассортименте… Но пора положить всему этому конец, – голос лектора перешёл на крик, – надо прекратить это вопиющее безобразие, надо отобрать у богатых всё, что не принадлежит им по праву! Надо уметь защитить себя! Никто на блюдечке с голубой каёмочкой вам не принесёт то, что принадлежит вам по праву. Забрать его – ваша собственная задача.
Напористость лектора, выражаемая голосом и правильными словами, действовала на психику ребят по-особому. Она будоражила их, вселяла смелость, желание действовать.
Лектор ещё долго, с большим энтузиазмом, яростно возмущался несправедливым положением дел. Более двух часов он рассказывал о чиновниках, об олигархах, которые безжалостно и нагло обворовывают людей. С небольшим перерывом на обед лекция длилась весь день до ужина.
Коля сидел за одной партой с Сергеем Дербенёвым. Как-то так получилось, что их койки в казарме оказались рядом. С этого времени они держались вместе, вернее сказать, Сергей больше искал дружбы с Колей, чем наоборот. Оно и понятно. Худой Сергей был слаб физически, и у него, похоже, было больное сердце. Он с удовольствием ушёл из детдома с Артистом по одной простой причине – заработать денег, которые тот обещал. Деньги Сергею нужны были на лечение матери: она была больна – что-то с ногами – и совсем не ходила. Отец от них ушёл, как только мама заболела. Сердобольный деревенский врач устроил мать в Дом престарелых, а Сергея с братиком определил в интернат. Парень несколько раз сбегал из интерната, навещал мать, и всякий раз с болью в сердце давал себе клятву найти деньги на лечение. Коля, хоть и был меньше Сергея ростом, но зато здоровее телом в несколько раз. Инстинктивно Сергей чувствовал, что Коля будет хорошим другом. Поговорить, узнать друг о друге больше пока не представлялось возможным.
Когда лекция закончилась, и лектор ушёл, ребята ещё долго приходили в себя от услышанного. Хотя и были уставшими, но заснули не сразу. Под спальню в казарме отводилась специальная комната, метров двадцать, где в два ряда стояли железные кровати. Каждый из ребят ещё в первый день выбрал себе место. В глубине комнаты – самые шустрые. Кровати Коли с Сергеем стояли первыми, почти у двери.
– Вот, оказывается, в какой стране мы живём! Сволочи, всю страну разграбили. Уничтожать их надо, – Белохвостиков лежал на своей кровати с открытыми глазами и громко комментировал увиденное.
Этот долговязый юноша – с редкими прыщами на щеках, с кривым носом, сломанным в драке, и глазами-пуговками – был круглым сиротой. В детдоме он жил все свои семнадцать лет.
Его возмущение не оставило равнодушным никого.
– Правильно. Уничтожать их надо! – поддержал Белохвостикова красивый крепкий парень Степан Коновалов и тут же продолжил. – У меня отец хотел фермером стать. Пришёл в колхоз землю просить. Так шиш, ему дали! Отказали, гады. Говорят, кишка тонка. Видите ли, образования нет, выпивает. Да мой отец мастер был на все руки! Он что хочешь мог смастерить. Этот председатель у меня ещё попляшет.
– Я, к примеру, круглый сирота. А как же ты в детдоме оказался, если у тебя родители нормальные? – с усмешкой спросил Белохвостиков, надеясь изобличить парня во лжи.
– Да, ясное дело, врёт! Нет у него родителей, – выкрикнул кто-то.
– Ничего я не вру. У меня хорошие родители были. Батя лишь когда в колхозе отказали с катушек сошёл. А что ему оставалось делать, как не водку жрать, – работы-то в деревне нет, – Степан говорил со злостью, с ненавистью. И было понятно, что вся эта ненависть была направлена на председателя. – Отец по пьяни мать приревновал и убил. Нас с сестрёнкой в детдом и отправили, – эти слова он добавил уже тихо, но все услышали.
На дальней от разговаривающих койке сидел Виктор Марченко. У него было простое русское лицо, на котором особо выделялись добрые глаза, по-детски доверчиво смотрящие на всех и на всё. Ему тоже захотелось поддержать разговор, потому он быстро добавил.
– У нас председатель хороший, а толку? Всё равно работы в деревне нет. Нас тоже хотели по детдомам разбросать, но соседи помогли. Всем селом за нас встали. У меня ведь мамка от рака умерла. Отец сбежал. Я в семье старший, остальные мал-мала меньше. Всего пятеро. Как они там без меня? Я сюда пришёл за деньгами. Детей поднимать надо. В деревне таких денег, которые командир обещал, ни в жизнь не заработать.
– Верно! Это из-за них, сволочей, мы так живём, – подхватили ребята, и каждый, перебивая друг друга, стал рассказывать свою историю нищенской жизни.
Коля и Сергей тоже перешёптывались.
– Что правда, что ли?
– Ты о чём?
– Ну то что, когда рождаешься, государство деньги даёт.
– Не знаю, – Коля лежал на спине с открытыми глазами и о чём-то думал.
– Если правда, то наши – гады. Лично мне во как деньги нужны! – Сергей провёл пальцем по шее, показывая крайнюю нужду. – У меня мать больная. Лечить бесплатно никто не хочет. Врут гады, что лекарства дорогие. Наверное, деньги вымогают, чтобы себе в карманы засунуть. А где я деньги возьму?
– Да не верь ты! Байки всё это.
– Ты про что?
– Да про то, что нам сегодня лектор рассказывал и показывал. Есть, конечно, подонки, олигархи всякие, но не все же.
За разговорами и не заметили, как вошёл командир, но его рык сразу всех вернул к действительности.
– Прекратить разговорчики! – рявкнул командир. – Ещё раз услышу – подниму и заставлю отжиматься.
Когда он ушёл, громко хлопнув дверью, больше никто не разговаривал.
Виктор Марченко проснулся от тихих всхлипов. Было три часа ночи. Он привык спать чутко. Его мать два года болела раком. Последний год был особенно тяжёлым, и тогда-то Виктор натренировал ухо, чтобы слышать малейшее движение, не то что всхлипы. Он привстал и оглядел кровати ребят. Все мирно спали, лишь головы Белохвостикова не было видно: тот, похоже, укрылся одеялом с головой, но именно оттуда Виктору слышались тихое всхлипывание и стоны. Чтобы не будить ребят, Виктор потихонечку встал с кровати и подошёл к товарищу. Убрав одеяло, он шёпотом спросил.
– Хвост, ты чего?
– Голова, – единственное, что смог вымолвить тот.
– Что же ты раньше не сказал? – Виктор вернулся к своей кровати и достал из кармашка рубашки две длинные иголки.
– Не бойся, у меня мамка мигренью страдала. Сейчас легче станет. Ляг лицом вниз, – Виктор говорил почти губами, но Белохвостикову было всё равно. Адская головная боль не позволяла ему соображать, и он просто
