друзей, которые объяснили, что он был на выступлении ВГЦ, проводившемся в университете, где он поговорил с некоторыми членами, которые дали ему почитать литературу и попросили его посетить службу, что он и сделал. Следующее, что произошло, это то, что он снова появился в своем колледже, сдал свою комнату и ушел. С тех пор его никто не видел.
— Мы выследили его через храм в Руперт-Корте и узнали, что он находится на ферме Чепмен в Норфолке. Именно там зародился ВГЦ, и он до сих пор остается их крупнейшим центром идеологической обработки. Мобильные телефоны участникам запрещены, поэтому единственный способ связаться с Уиллом — написать ему, что мы и сделали. В конце концов, под угрозой полиции нам удалось вынудить церковь позволить нам встретиться с Уиллом в их центральном храме в Руперт-Корт.
— Эта встреча прошла очень плохо. Это было похоже на разговор с незнакомцем. Уилл был совершенно не похож на себя. Он встречал все, что мы говорили, с тем, что, как я теперь знаю, является стандартными тезисами и жаргоном ВГЦ, и он наотрез отказался покинуть церковь или возобновить учебу. Я вышел из себя, что был большой ошибкой, потому что это сыграло на руку церкви и позволило им изобразить меня его врагом. Я должен был сделать то, что делала Салли: просто излить любовь и показать, что мы не пытаемся контролировать или вводить его в заблуждение, что, конечно же, говорили о нас руководители церкви.
— Если бы я позволил Салли разобраться с делами, у нас был бы шанс вытащить его, но я был зол — зол на то, что он отказывается от своей университетской карьеры, и зол на то, что вызвал столько суеты и беспокойства, когда мы еще не знали, будет ли Эд до конца жизни прикован к инвалидной коляске.
— Какой это был год? — спросил Страйк.
— 2012 год, — сказал сэр Колин.
— Значит, он провел там почти четыре года?
— Правильно.
— И вы видели его только один раз с тех пор, как он присоединился к ним?
— Один раз лицом к лицу, а в остальном — только на фотографиях, сделанных “Паттерсон Инкорпорейтед”. Однако Эд его видел.
— Мы не разговаривали, — сказал Эд. — Я пытался подойти к нему в прошлом году на Уордор-стрит, но он просто повернулся и побежал обратно в храм Руперт-Корт. С тех пор я несколько раз прогуливался по этому району и заметил его издалека с его жестянкой для сбора. Он выглядит больным. Истощенным. Он самый высокий из нас и, должно быть, весит на несколько стоунов меньше его нормального веса.
— Очевидно, на ферме Чепмен хронически не доедают, — сказал сэр Колин. — Они много постятся. Я многое узнал о внутренней работе церкви через молодого бывшего члена по имени Кевин Пирбрайт. Кевин вырос в церкви. Он был там с трех лет.
— Ага, — сказал Джеймс, который в последние несколько минут производил впечатление человека, изо всех сил пытающегося держать язык за зубами. — У него было оправдание.
Наступил момент напряженной тишины.
— Извините, — сказал Джеймс, хотя и не посмотрел на них, но затем, очевидно, не в силах сдержаться, сказал с силой:
— Послушайте, Уилл, возможно, был слишком большим идиотом, чтобы не понимать, что поджог школьной часовни не решит проблему бедности в мире, но ладно. Ну бросьте же. Из всех возможностей вступления в секту он выбирает именно тот момент, когда мы ждем, чтобы узнать, будет ли Эд до конца жизни парализованным?
— Уилл думает не так, — сказал Эд.
— Нет, потому что он эгоцентричный, страдающий манией величия маленький засранец, — горячо возразил Джеймс. — Он прекрасно знает, что делает, и у него было много возможностей прекратить это делать. Не думайте, что он какой-то невинный полоумный, — бросил он Страйку и Робин. — Уилл может быть чертовски снисходителен к любому, кто не так умен, как он, и вы бы слышали его в споре.
— Джеймс, — тихо сказал Эд, но его брат проигнорировал его.
— Моя мама умерла в Новый год. Одним из ее последних сознательных действий было написать письмо Уиллу, умоляя его позволить ей увидеть его еще раз. Ничего. Ничего в ответ. Он позволил ей умереть, беспокоясь о нем, отчаянно желая его увидеть, и на похороны он тоже не пришел. Это был его выбор, и я никогда ему этого не прощу. Никогда. Так. Я сказал это, — сказал Джеймс, хлопнув себя ладонями по бедрам, прежде чем подняться на ноги. — Извините, я не могу этого сделать, — добавил он и, прежде чем кто-либо успел заговорить, вышел из комнаты.
— Я думал, что так и будет, — пробормотал Эд.
— Мне очень жаль, — сказал сэр Колин Страйку и Робин. Его глаза увлажнились.
— Не беспокойтесь о нас, — сказал Страйк. — Мы видели гораздо худшее.
Сэр Колин снова откашлялся и сказал с легкой дрожью в голосе:
— Самым последним сознательным действием Салли было умолять меня вытащить Уилла. Извините меня, — добавил он, когда из-под бифокальных очков начали течь слезы, и он нащупал носовой платок.
Эд с трудом поднялся, чтобы сесть рядом с отцом. Когда тот передвигался вокруг стола, Страйк заметил, что он все еще сильно хромает.
— Брось, папа, — сказал он, кладя руку на плечо сэра Колина. — Все в порядке.
— Обычно мы не ведем себя так на публике, — сказал сэр Колин Страйку и Робин, стараясь улыбнуться и вытирая глаза. — Просто Салли… это все еще очень… совсем недавно…
По мнению Робин, это было неудачное время, когда к их столику подошел служащий, чтобы предложить обед.
— Да, очень хорошая идея, — хрипло сказал сэр Колин. — Давайте поедим.
К тому времени, когда меню было предоставлено, а еда заказана, сэр Колин обрел самообладание. Как только официант оказался вне пределов слышимости, он сказал:
— Конечно, Джеймс прав до определенного момента. У Уилла потрясающий интеллект, и он беспощаден в дебатах. Я просто пытаюсь объяснить, что у него всегда была… Тревожная наивность, связанная с очень мощным мозгом Уилла. У него очень хорошие намерения, он действительно хочет сделать мир лучше, но ему также нравится определенность и правила, которым нужно следовать. До того, как он нашел пророков ВГЦ, был социализм, а до этого он был очень надоедливым скаутом — утомительным
