— Коки, — сказала Али. — Коки Мадиба. Четырнадцать лет. Ее считают ведьмой.
За плечом девочки, в небольшом зеркале на стене, Али увидела отражение — свое и Коки. Контраст между ними ей не понравился. Али уже несколько лет не стриглась, и ее золотистые волосы рядом с изуродованной кожей девочки были как пшеничное поле рядом с солончаком. Собственная красота казалась Али неприличной. Она немного передвинулась, и ее отражение исчезло. Когда-то Али даже убирала зеркальце со стены, но потом опять повесила на гвоздик, решив, что подобное самоотречение будет паче гордости.
— Ведь мы столько раз говорили — не «матушка», а «сестра».
— Да, столько раз говорили, — согласилась девочка, — сестра-матушка.
Али считали то ли святой, то ли каким-то божеством. А может, ведьмой. Здесь, в буше, и не могло быть иного представления об одиноко живущей женщине — никто тут и понятия не имел, что такое монахиня. Это, впрочем, сослужило свою службу. Решив, что Али тоже вроде изгнанницы, колония прокаженных приняла ее как свою.
— Что ты хотела, Коки?
— Я тебе что-то приносить. — Коки вынула шнурок с кожаным мешочком, вышитым бусинками. Кожа была небрежно обработанная, на ней даже оставались волоски. Видно, его торопились доделать до отъезда Али. — Носи на шее, и зло тебя не трогать.
Али приняла подарок из пыльных ладошек Коки. Ее удивила правильность узора из красных, белых и зеленых бусин.
— Ладно, — сказала она, вкладывая мешочек девочке в руку, — надень на меня сама.
Собрав волосы, Али нагнулась, чтобы девочка надела на нее амулет. Монахиня была серьезна, как и Коки. Подарок — не безделушка из тех, что делают для продажи туристам. Это часть верований Коки. Кому, как не этому несчастному ребенку, знать, что такое зло.
Когда пал режим апартеида, страну охватил хаос; вспыхнула эпидемия СПИДа, завезенного из Зимбабве и Мозамбика рабочими алмазных и золотых рудников. Среди беднейшего населения разразилась настоящая истерия. Возродились старинные суеверия. Ни для кого не было секретом, что из моргов крадут половые органы, пальцы, уши и куски человеческого жира. Все использовалось для изготовления амулетов. Трупы оставались непогребенными, потому что родственники умерших надеялись их оживить.
Самое скверное, что началась охота на ведьм. Люди говорили, что зло приходит из-под земли. Насколько Али знала, люди считают так с начала времен. У каждого поколения свои страхи. Монахиня не сомневалась, что тут потрудились рабочие с рудников, которые распускали разные слухи, чтобы отвратить от себя всеобщую неприязнь. Говорили о неведомых тварях, затаившихся в земных глубинах. Народ по-своему искажал их россказни, а итогом стала настоящая охота на ведьм по всей стране. Сотни ни в чем не повинных людей были задушены, зарезаны или забиты камнями.
— Ты витамины приняла? — спросила Али.
— Ага, да.
— Когда я уеду, не забудешь про них?
Коки опустила глаза на земляной пол. Расставание с Али причиняло ей невыносимую боль. Али и сама никак не могла привыкнуть к неожиданной перемене. Письмо, сообщавшее о новом назначении, она получила два дня назад.
— Витамины нужны для малыша, Коки.
Прокаженная дотронулась до живота.
— Ага, малыш, — радостно прошептала она. — Каждый день. Солнце встает — я глотать витамин.
Али очень любила эту девочку, ибо неисповедим был Господь в своей к ней жестокости. Коки дважды пыталась покончить с собой, и оба раза Али ее спасала. Последние восемь месяцев девочка таких попыток не делала. С тех пор как узнала, что ждет ребенка.
Али не переставала удивляться, когда по ночам до нее долетали голоса влюбленных пар. Простой и понятный урок. Прокаженные не испытывают отвращения друг к другу. Им, даже в такой ужасной оболочке, доступны красота и блаженство.
Нося в себе новую жизнь, Коки немного пополнела. Снова начала разговаривать. По утрам Али слышала, как девочка напевает на смешанном диалекте сисвати и зулу странные мелодии, прекрасные, как щебет птиц.
Али тоже чувствовала себя так, словно заново родилась. Не для того ли, думала монахиня, она и попала в Африку? Казалось, сам Господь говорит с ней через Коки и других прокаженных и отверженных. Уже несколько месяцев Али с нетерпением ждала, когда у Коки родится малыш. В одну из редких поездок в Джобург — так местные называют Йоханнесбург — она на свои деньги купила для Коки витаминов и раздобыла несколько книг по акушерству. О родильном доме не могло быть и речи, поэтому Али готовилась принимать роды сама.
Она часто об этом думала. Роды произойдут в какой-нибудь хижине с жестяной крышей, может, даже здесь, на этой самой постели. В ее руках окажется здоровый малыш, и уменьшится скорбь и греховность этого мира. Хотя бы тут восторжествует чистота.
Но сегодня Али поняла горькую истину. «Мне не суждено увидеть ребенка этой девочки», — думала она.
Али переводили. Опять она летит в другое место, словно перекати-поле. И никому не интересно, что здесь осталось полно дел, что она только-только начала осваиваться. Чурбаны! Как типично для мужчин — и для начальников. Прости меня, Господи, но я себя чувствую письмом, на котором забыли написать адрес.
Али свернула белую блузку и убрала в чемодан. С тех пор как она стала монахиней, зелено-голубой чемодан был ее верным товарищем. Куда она только с ним не ездила! Сначала в Балтимор, где работала в трущобных районах, потом в Таос — по разным монашеским делам, потом в Колумбийский университет — защитила там одним махом диссертацию. Затем в Виннипег — занималась благотворительностью, работала на улицах. Затем год постдоктората в архивах Ватикана. Потом завиднейшее задание — девять месяцев в Европе в качестве атташе при ватиканской дипломатической миссии на переговорах НАТО о нераспространении ядерного оружия. Для двадцатисемилетней уроженки техасского захолустья это не пустяк. Таким назначением Али была обязана знанию языков и в не меньшей степени многолетнему знакомству с американским сенатором Корделией Дженьюэри. Вообще, Али гоняли по земному шару как пешку. «Привыкай, — утешала ее Корделия, — зато повидаешь мир». Еще бы, подумала Али, глядя на стены хижины.
Очевидно, церковь к чему-то ее готовила — это называлось «формирование», — но Али и сама не знала к чему. Еще год назад ее резюме представляло безупречный пример продвижения. Пока она не впала в немилость. И тогда внезапно, без всяких объяснений, не дав возможности оправдаться, ее отправили в глухое селение, затерявшееся на просторах страны бушменов, или, по-другому, сан. Из столиц, от благ западной цивилизации, вытолкали прямиком в каменный век — торчать в Калахари, где-то на задворках планеты, выполняя какую-то никому не нужную миссию.
Али не была бы Али, если бы не сделала все, что могла. Год был ужасный, по правде сказать. Однако она проявила упорство и справилась. Приспособилась и даже, слава богу, вполне преуспела. И стала раскапывать фольклор некоего древнего племени, обитавшего, как говорили, в самой глухой местности.
