вдоль берега, захватывая широко раскрытым, задыхающимся ртом такой легкий, знакомый с детства воздух, пропитанный запахами речной воды. Река была совсем близко, и если бы он остановился, то услышал бы ее ласковый и зовущий плеск. Но погоня не останавливалась, и Брунольв ворвался в лес, ломая ветки, оставив позади спасительную реку и Гедду. Ее крик летел ему вслед быстрее погони. Но рядом с ней была смерть, а впереди, если Гедда была права, за поворотом реки и лесом, была другая жизнь.
Он надеялся оторваться от своих преследователей. Они могли побояться войти в лес с факелами. Пожар – это второй страх. Первый – холод. Но до зимы еще далеко, и лес полон сухостоя. Но они не испугались и бросились за ним, не замедляя шага. Они настигли его у болота, где он ребенком наблюдал, как тонула в тине конская голова. Тогда он был маленьким, а теперь его крупному телу не было места среди чахлых растений по берегам прогнившего озера. Здесь не было свежего запаха речной воды, только тлен. И когда Брунольв услышал хриплый крик из пересохшего рта преследователя: «Вон он!» – он понял, что это конец.
Он попытался быть храбрым и встретить их лицом к лицу. Но прежде чем его сердце перестало биться, он просил этих людей, своих соседей и товарищей детских игр, пощадить его. Когда они не достали оружие, он осознал, что они не собираются заколоть или изрубить его. Они собирались его бить, пока не устанут, а потом утопить в болоте. И в этот самый момент он закричал, как когда-то в детстве, когда мать обнаруживала последствия его провинности.
– Это не я! – крикнул маленький Брунольв. А взрослый добавил с отчаянной надеждой выжить во что бы то ни стало: – Это придумала Гедда!
Но воинов Мегинбьерна это уже не интересовало. Погоня закончилась, и добыча признала свое поражение…
***
Все было готово к постройке корабля. Помощники только ждали команды, чтобы приступить. Хельга сказала, что корабль следует назвать Нагльфаром. Брунольв сидел на берегу и смотрел на воду. Рядом с ним, обхватив колени и пристроив на них подбородок, сидела Хельга. В высокой траве неподалеку шнырял Фенрир, то и дело поднимая свою лобастую голову, словно гадал, почему так невесела сегодня хозяйка и совсем не хочет играть.
– Мы почти готовы, да, корабельщик? – спросила Хельга.
Он молча кивнул в ответ.
– Может быть, ты передумаешь и отправишься с нами, когда корабль будет готов? – она посмотрела на него в ожидании ответа.
– Я думал, что хочу, – Брунольв покачал головой. – Но – нет.
– Разве ты не хочешь найти Мегинбьерна и взглянуть в лицо своему страху? – настаивала она. – Может быть, ты убьешь его и его кровь смоет твой стыд? Я знаю людей. Они прощают все, кроме своего позора и унижения.
– А чего не простила ты? – спросил Брунольв.
– Унижения своего отца, – сказала Хельга.
Они сидели на берегу и смотрели на волны, которые скоро погонят в путь их великий корабль. Там будет много весел, и еще там будут паруса. С ними корабль бежит быстрее.
– Мы найдем моего отца, – решительно сказала Хельга. – И спасем его. Один проклял его и назвал предателем. Но это не так. Ты же мне веришь?
Он кивнул. Хотя в историях его матери отец Хельги – хитроумный Локи – вряд ли был светлым героем. Но Брунольв знал, что в воспоминаниях своих соплеменников и он сам был не героем, он был для них трусливым изменником, жалким предателем своего господина.
– Это совсем не так, – упрямо повторила Хельга. – Мы найдем его. И у нас будет шанс начать все сначала.
– Как ты хочешь это сделать? – спросил он.
– Мы вступим в бой, корабельщик. И я не знаю, победим мы или нет, но я выжгу весь мир ради моего отца. Они травят его змеями, Брунольв, – она взглянула на него, ее лицо исказилось от сдерживаемых слез. Она перешла на шепот, чтобы не разрыдаться. – Я уничтожу их всех, только ради того, чтобы ему не было больно. Разве мы не должны оберегать тех, кого любим?
Брунольв обнял ее за плечи и прижал ее лицо к своему плечу. Пусть поплачет, но чтобы никто этого не увидел. Ее волосы стекали с его пальцев, как вода.
Он построит корабль и отправится с Хельгой в поход. И ветер надует паруса. Они будут топорщиться, вспухшие, как живот роженицы. Его бока задрожат от напряжения. Вечная свора полетит вперед на корабле, беременном войной. Еще чуть-чуть, и она появится на свет с криками из искаженных болью ртов, в крови и судорогах.
Брунольв знал, чье имя он будет выкрикивать в чужое небо, стоя на палубе своего корабля. Он не хотел искать Мегинбьерна. Потому, что не ему предназначались задуманные им слова. И не хотел найти Уну, где бы она ни была. Хотя все еще смутно скучал по ней. Он подумал, что позовет Гедду. И может быть, она простит его и отзовется, чтобы увести с собой. За поворот реки, за лес. Куда-нибудь. Где непременно есть другая жизнь.
Кукла
Люди часто задают нелепые вопросы. Порой даже и не знаешь, что ответить. Например: «Где ты умудрилась простудиться?» – если б Полина знала! Или на работе задержишься, а тебе участливо так: «Ты чего домой не идешь?» – стала бы она тут без дела сидеть… На днях у нее даже терпение лопнуло! И на очередное: «А ты чего домой не ушла?» – Полина раздраженно ответила:
– Да вот, хожу тут, думаю: «Сейчас все разойдутся, а я кассу вскрою».
А в последнее время начали спрашивать: «Замуж еще не вышла?» Ну что за наказание! Это уже даже не смешно!
Когда тебе за тридцать, и судьба вдруг выбрасывает тебя за борт семейной жизни, ты оказываешься в мире двадцатилетних женщин со стройными жирафьими ногами, лебедиными шеями, тонкими змеевидными руками и повадками борзых. Изящные смеющиеся монстры со стильными прическами, рядом с которыми ты в юбке до колен выглядишь скучно. И твои чулки все равно никому не видны в отличие от их плоских животов. И не забудьте про пучок! То есть волосы, уложенные в пучок, потому что шеф на этом настаивает и это уже вошло в привычку. И, глядя на тебя, никто уже не сомневается, какой вуз ты окончила. Да, педагогический. Хоть и не проработала в школе ни дня, а вот поди ж ты, отпечаточек остался. Но это еще не кошмар. Кошмар – это когда друзья, которых
