пока, но скоро уже день рождения, через два месяца.
– Ух ты, какой ты маленький.
– А тебе?
– Шестнадцать. Уже четыре месяца.
– Староват ты для таких дел.
Мы посмеялись.
– Еле одну палку поднимаешь. Вас там в Москве не кормят что ли?
– Ты меня видел? Я же сам как палка.
Мы встали перед опушкой. Дальше гуща деревьев, через которые не удастся легко лавировать с тремя метрами лишнего габарита.
– Ты только не застрянь с доской где-нибудь, – предупредил Андрей, – Я свои доски бросать не стану, они уже въелись в кожу.
– Тяжело? Зачем тогда две взял?
– Я тоже палка, но в моей палке еще есть сила воли. Да и не по-пацански это как-то, с одной доской тащиться, когда у тебя две руки, – он подмигнул мне и пошел в лес.
– Молокосос меня обставил… – прошептал я и отправился за ним.
Я три раза ударился доской о стволы деревьев, прежде чем доплелся до той самой березы. Андрей уже скинул свою ношу на землю и стал что-то воображать, жестикулируя, как прораб.
– Пилить здесь будем?
– Ты у меня спрашиваешь? – я кинул доску к остальным.
– Ну… хотел узнать твое мнение.
– Наверное, здесь. Где же еще?
Он приволок откуда-то со стороны толстую ветку и оставил рядом с досками.
– Тогда нужна пила. И сразу молоток с гвоздями. И что-нибудь под лестницу, какие-нибудь бруски.
– Пила, молоток и гвозди есть. А вот бруски… а нельзя взять доски? Распилить их на маленькие части.
– Можно, но тогда потолще надо взять. Короче, нужна пила.
Мы сходили до сарая, взяли оттуда инструменты и вернулись. Андрей рассматривал бензобак, хмурясь и покусывая губу.
– Хватит?
– Тут не так уж и много, но… должно, – он поставил пилу на землю и стал волочить доску к суку, после поставив ее как рычаг.
– Подержишь, пока я буду пилить?
Спустя минут двадцать, с некоторыми заминками, вроде слетевшей цепи на пиле, мы наконец смогли распилить все три доски, получив в итоге десять досок, каждая примерно метр в длину, и немного обрубков. Андрей стряхивал щепки со штанин прямо во тьму, укрывшую землю. Лес ушел на ночное дежурство, утонув в тенях и мраке, но глаза все еще улавливали образы предметов в паре метров от моих замерзающих ног. Я стоял в шортах, пытаясь похоронить в черноземе случайно подвернувшийся под мягкую подошву кроссовка желудь. Вздрогнул.
– Ни черта не видно.
– Давай достроим лестницу и разойдемся до завтра, – предложил Андрей, – Да и пока только сумерки.
– Из этой… штуки? – я пнул ногой прямоугольник дерева, не дотянувший до метра.
– Да, пока можно так. Тут как раз три таких брусочка, нам хватит.
До прямой ветки, на которой мы решили обосновать базу, было метра два. Можно достать рукой, если встать на цыпочки.
Андрей взял молоток и гвозди, жестом сказал мне взять обрубки и пошел к березе. Я придерживал доску, пока он бил, и моя рука содрогалась от вибраций ударов. Полметра расстояния между каждой импровизированной ступенькой – когда я ступил на первую, она начала легонько покачиваться, хоть и была забита двумя гвоздями. Три шага наверх и я оказался прижат поясом к той самой ветке, в темноте сливающейся с остальным лесом. Я оглянулся на Андрея – он лишь утвердительно кивнул головой, давая разрешение на дальнейший подъем: опершись двумя руками о ветку и твердо поставив ноги на ступеньку, я подпрыгнул, тут же схватившись левой рукой за маленькую ветку, растущую чуть выше, и подтянулся.
Лес стал немного ниже, но больше. По крайней мере, мне, сидевшему на ветке свесив ноги, так казалось.
– А тут неплохо. Смотри! Там гнездо!
– Тут много гнёзд, – Андрей полез следом, и у него это получалось ловчее, чем у меня, – Лес, как-никак.
– Я вижу птицу! Она там сидит. Смотри. Хотя, конечно, это больше похоже на черное пятно, но вроде птица…
– Ты лучше наверх посмотри, – сказал Андрей, задрав голову, – Видишь что-нибудь?
– Не-а, только черные листья, – моя рука скользнула по ветке, и я чуть не свалился
вниз, потеряв равновесие, – Ох черт! Боже… опасно…
– Аккуратней… и… посмотри еще раз.
– Да что там можно увидеть? Везде темень, только какие-то… стой, – Я наконец заметил светящиеся крапинки, – Это что за точки? Они похожи на…
– Звезды, – закончил Андрей за меня, – Это звезды. Пробиваются сквозь листья. Нам повезло…
– Почему?
– Здесь не такой густой лес, поэтому. Там, дальше, звёзд уже не увидишь.
– А тут они будто впаяны в листья. Окаймляют… о, смотри! Исчезают и появляются.
Андрей молчал, не отрывая взгляда от неба.
– А там просто стоят. Неподвижно.
Я уже ощущал плавающий повсюду холодок, вокруг стало беспросветно темно и жутко тихо. В голову начали лезть мысли о монстрах, которых видел Андрей.
Что это такое на самом деле?
– Ну что? – спросил я.
– Пойдем домой? – Андрей не повернулся ко мне. Все также смотрел вверх.
– Шея еще не затекла?
Он покачал головой.
– Пошли.
Мы слезли с дерева, выбрались из леса и шли по каменной плитке.
– Тебя проводить?
– Да ладно, темно уже. Я то дойду, а вот ты не вернешься, – он улыбнулся.
– Ну уж в трех улицах я не заблужусь, – мы остановились перед калиткой, – Ты так и не объяснил, что за монстры здесь водятся.
– Правильно подметил, кстати, – сказал Андрей, – Я думаю, здесь живет не один монстр. Их больше. Но… я и сам не знаю, как это объяснить: просто они есть, я в этом уверен, потому что… я знаю, я видел.
– Окей, я верю. Странно только это.
– Да. Ладно, давай, еще увидимся.
Его силуэт растворился, удаляясь вдаль. Я закрыл калитку и пошел домой. На небе пылали звезды.
Четвертый день.
Всё так же бежевая шторка.
Бабушка пила кофе, поглядывая то на телевизор, то на ноутбук.
– Доброе утро.
– Доброе. Как спалось?
– Нормально. Пойду умоюсь, – прохрипел я сонным голосом, на ощупь идя в сторону крыльца.
С утра на улице было прохладно, солнце только всходило из-под бескрайних полей. Рановато встал. Холодная вода стекала по лицу, заставляя жизнь дрожать и метаться, и падала на половицы, одна из которых протяжно скрипела под ногами. Я смыкал руки лодочкой, погружая их в желтый пластмассовый ковш с водой. И еще раз.
Бабушка возилась с чем-то около плиты.
– Что делаешь?
– Гренки пожарю на завтрак.
– А-а-а, – потянул я, – Ладно.
Она повернулась ко мне.
– Баню сегодня затопишь? Давненько уже не мылась, а завтра еще на работу. Можешь много не кидать, летом быстро растопится.
– А зимой?
– Зимой часа три.
– Три часа
