Многие республики с течением времени всё же попали под неограниченную власть, и очевидно, что это для них неизбежно, ибо как можно республике вечно противоборствовать тем, кто постоянно угрожает их свободе? Как можно республике постоянно сопротивляться честолюбию знатных, которое столь свойственно их сердцу? Как долго сможет следить она за обманом, за тайными кознями соседей и продажностью своих граждан, если в конечном счете человеческое корыстолюбие преодолевает всё? Как можно ей льстить себя надеждою, что битвы, которые она ведет, всегда завершатся победой? И как можно отвратить те опасные обстоятельства, от которых свобода должна себя оберегать, которые возникают внезапно и благоприятствуют дерзким и честолюбивым?
Королевский дворец, Берлин
Если войска республики будут возглавлять робкие и боязливые полководцы, то они достанутся в добычу своим неприятелям, но если это будут храбрые и отважные мужи, то и в мирное время они будут опасны, настолько, насколько во время войны они были полезны. Почти все республики из глубины неволи возвысили себя до состояния свободы, и почти все затем оказались низвергнуты в рабство. Жители Афин, грозящие своей непокорностью Филиппу Македонскому во времена Демосфена, ползали на коленях перед его сыном Александром, римляне, изгнавшие царей, через несколько сот лет терпеливо сносили бесчеловечие своих императоров. Точно так же и англичане, отрубившие Карлу I голову за то, что он присвоил себе некоторые права, смирили упорство свое под гордой и коварной тиранией своих хранителей[33]. Не эти ли республики добровольно выбрали себе государей? Нет, таковыми оказались отважные мужи, которые с помощью выгодных обстоятельств против воли граждан сделали их подвластными себе. Подобно тому как люди рождаются, живут некоторое время, и, наконец, умирают либо по причине болезни, либо от старости, республики некоторое время процветают, и, наконец, приходят в упадок или из-за дерзости одного гражданина, или от оружия неприятеля. Всё имеет определенный срок, даже и самые величайшие державы существуют только до некоторого времени. Все республики чувствуют, что это время однажды придет, и они взирают на каждую могущественную фамилию, как на корень той болезни, которая для них смертоносна. Никак не возможно граждан республики, которые пользуются многими свободами, уговорить, чтобы они приняли государя, хотя это было бы и лучшим выходом для них. Ибо всегда они скажут следующее: “Лучше нам быть подвластными закону, чем своенравию одного человека, ибо законы по сути своей являются правосудием, человек же от природы своей способен к неправоте и заблуждению. Законы являются вспомогательным средством против болезней наших, которые возникают от того, что некто желает возвысить над всеми свою волю. Под такой властью и законы могут превратиться в смертоносный яд. Вольность – это благо, которое мы получаем от природы. Но ради чего, спросят республиканцы, должны мы его лишиться? Поскольку достойно наказания восстание против государя, законами утвержденного, достойно наказания также и покушение на свободу республики».
Глава X
О силе государств
С того времени, как Макиавелли написал книгу о науке управления для государей, мир очень изменился. Итак, если бы в наши дни к нам явился тот или иной искусный генерал Людовика XII, то он бы никак не смог понять, каким образом можно вести войну с таким огромным числом солдат, причем это войско как в мирное, так и в военное время всегда находится в готовности. В противоположность этому в его времена для самых важнейших битв и величайших предприятий, достаточно было небольшого количества солдат, которые по окончании битвы возвращались к своим домашним делам[34]. Он нашел бы у нас, – вместо тогдашних железных одеяний, копий и других древних орудий, – амуницию, ружья со штыками, новый способ расположения лагеря, управления битвой, но в особенности ту науку, которая связана с содержанием войска, которая в основном и нужна для победы над неприятелем. Но не сказал ли бы сам Макиавелли, если бы всё увидел, что европейские державы имеют совершенно иной вид, что много великих государей прославили ныне своими делами те государства, которые в его времена мало что значили, что власть королей утверждена на основе правил, которые определяют, как государям торговать друг с другом, и что союзом некоторых сильных держав в Европе восстановлено равновесие, честолюбие других обуздано и сохранено спокойствие мира?
Все вещи способствовали столь повсеместной и общенародной перемене, что многие правила Макиавелли при нынешнем образе правления не могут быть применены. Вникни только в эту главу, особенно в рассуждение, в котором я намерен привести некоторые примеры. Макиавелли думает, что государь, обладающий пространными областями, изобилующими деньгами и народом, может собственной своей силой безо всякой помощи союзников защитить себя от неприятельских нападений.
Но я с ним не согласен и утверждаю, что как бы ни был силен государь, при всём при этом он не может противостоять многим сильным неприятелям, и для него необходимо иметь помощь союзников. Когда даже богатейший и могущественнейший в Европе государь, Людовик XIV, оказался замешанным в наследственную испанскую войну[35] и когда он из-за отсутствия союзников и угроз со стороны многих королей и принцев, готовых притеснить его самого, не мог больше вести войну, то разве возможно государю, который слабее его, отважиться на то, чтобы одному устоять без сильных союзников?
Многие говорят, повторяя это без дальнейшего рассуждения, что союзы бесполезны, поскольку обязательства, взятые сторонами, почти никогда не исполняются, и что в наши времена так же, как и в прежние, в этом случае поступают столь же бессовестно, как и ранее. Я отвечаю тем, кто так думает, что нисколько не сомневаюсь в том, что они и в древности, и в новые времена не сыскали бы государей, во всём исполнявших свои обязательства; однако, при всём том, считаю полезным заключать союзы. Ибо чем больше будет союзников, тем меньше будет неприятелей. Хотя эти союзники ничем тебе и не помогают, однако ты, по крайней мере, можешь их убедить, чтобы они в течение некоторого времени не примыкали ни к какой стороне.
